Два года назад Розмари Брин, сестра Роджера "Сида" Барретта дала Тиму Уиллису (Tim Willis) первое после многолетнего перерыва интервью. На этот раз, в свете приближающегося кембриджского трибьюта жизни и творчеству Сида Барретта, она поделилась воспоминаниями о брате с Бет Нил (Beth Neil), репортером интернет-издания The Daily Mirror Online.

"Моим братом были два человека. Его звали "Роджером", когда мы были детьми. Имя "Сид", которое известно большинству людей, было его прозвищем в течение лишь нескольких лет. Потом он снова стал Роджером, уже на всю остальную жизнь. Поэтому, если я говорю о ребенке, которого я знала, или человеке, о котором я заботилась, я говорю "Роджер". Того человека, которым все интересуются, я предпочитаю называть "Сид". Так проще.

У людей много разных представлений о том, кем был мой брат. Но у него не было темной стороны. Он был просто прекрасен, неповторим и очень привлекателен. Бывают такие люди, чье присутствие ощущается, где бы они ни находились, — он был из таких. Все оживало, когда он был рядом. Я предполагаю, это то, что называется харизмой.

Друзья моей матери приходили в гости лишь за тем, чтобы увидеться с ним. Он был остроумным и ярким ребенком, отлично выглядел; мы всегда знали, что он будет кем-то особенным, в нем была такая искра.

Он любил книги для детей и был очарован “Алисой в Стране чудес”. Фантазия всегда интересовала его больше, чем реальность; он не уделял реальности слишком много времени. Впервые людям стало понятно, что в нем есть нечто исключительное, когда они увидели его детские рисунки. А он всего лишь рисовал то, что видел.

Детьми мы играли в четыре руки на фортепьяно; Роджер хотел освоить банджо, укулеле, а позднее — гитару. Но он всегда считал себя художником, а не музыкантом. Музыка была забавой, а живопись — его настоящей любовью.

В 16 лет он собрал свою первую группу, Jokers Wild. По воскресеньям на джем-сейшны собирались его кембриджские приятели и подружки, некоторые их этих знакомых мне ребят стали участниками Pink Floyd: Роджер Уотерс был мальчиком, жившим по соседству, а Дэйв Гилмор ходил в школу на другой стороне улицы.

Когда я в первый раз была на их выступлении, мне показалось, что мой брат считает все это шуткой, к которой относится не слишком серьезно. Его серьезной страстью был джаз – особенно он восхищался Телониусом Монком (Thelonious Monk) и Чарли Паркером (Charlie Parker). Психоделия была лишь его версией этой музыки.

Pink Floyd я впервые услышала, когда каталась со своим бойфрендом, и в машине по радио звучал “Arnold Layne”. В следующий раз у меня была вечерняя смена в госпитале, и показывали Top Of The Pops. Я сказала пациентке: “Это мой брат”, а она ответила: “Не может быть, дорогая”.

Беззаботным и несерьезным отношение Сида к музыке оставалось до тех пор, пока все пошло не так, как надо. Тогда это стало очень серьезным. Слава была последней вещью, которую ему бы хотелось иметь. Он никогда не нуждался в ней с тех пор, как ребенком и без того был окружен людьми, которые обожали его. Я училась на курсах медсестер в Тутинге, Южный Лондон, когда к Pink Floyd пришла популярность. В тот первый год они так много работали, разъезжая каждый вечер с выступлениями, – это было убийственно, и очень сказалось на его проблеме, потому что они были истощены, физически и умственно.

Люди спрашивают меня, почему ушел Сид, и я думаю, что причина — в комбинации слишком большого количества ЛСД с очень эксцентричным, креативным мышлением. Если вы при сильной усталости закидываетесь кислотой, то результатом становится хаос, взрыв. Все это было неприятно, но и неизбежно.

После ухода из Pink Floyd он жил в Челси, иногда навещая нас. Но его поведение было по-прежнему беспокоящим. Когда он вернулся домой в 1981-м, то прожил вместе с нашей матерью около года. Потом она решила, что с нее хватит, и переехала к нам с мужем, оставив Роджера одного в доме. Там он и оставался, пока не умер.

Он не проявлял никакого интереса к Pink Floyd вообще. Если кто-то называл его Сидом, то он не откликался – Сид остался в Pink Floyd. В его затворничестве не было уловки, — он просто оставался собой; был бы и рад исчезнуть из вида, но это только подхлестывало некоторых фэнов узнавать о нем больше.

Роджер побывал на приеме у нескольких психиатров, и все они говорили: “Да, он необычен, но никаких умственных заболеваний нет”.

Людям хотелось бы, чтобы он писал картины, но он делал что-либо, только если сам этого хотел. Он никогда не работал на заказ – и выступление на сцене тоже связано с получением заказа и выполнением того, что вам говорят, хотя и творчески. Он считал, что это очень трудно; ведь он был зациклен на “новом”, то есть все должно было изменяться постоянно.

Я думаю, что Роджер нашел бы идею относительно трибьюта очень забавной. Так себе и представляю, как он сидит в своем кресле, читает газету и хихикает.

Я всегда буду помнить моего брата как клоуна, который покорял воображение людей. Так или иначе, это никогда не прекратится. Он был как магнит, и каждый мог это почувствовать."

По материалам: Mirror

Новость подготовлена:  Muddy_Roger

Барретт Интервью Трибьюты