Meddle

"Meddle" всегда был для меня альбомом особенным. Разумеется, не всем поклонникам PINK FLOYD он близок, однако существует огромное их количество, очарованное уникальной атмосферой альбома, удивительным симбиозом промозгло-осеннего и солнечно-морского, представленным на суд слушателя группой, находившейся на пике своей демократической фазы. Я — один из таких поклонников. Я восхищён если уж и не всем релизом, то "One of These Days", "A Pillow of Winds" и "Echoes" — определённо. Причём порою это восхищение несколько "зашкаливает". Именно поэтому в предлагаемом Вам анализе наличествует такая перегрузка художественными вставками. Если же эта авторская отсебятина служит для Вас отвлекающим или даже раздражающим фактором, просто проигнорируйте её, в чём весомо посодействует курсив.

Дата реализации: 13 ноября 1971 года. EMI.
Продюсеры записи: PINK FLOYD

Хит-парад Великобритании: № 3; хит-парад США: № 70

1. One of These Days (музыка: Уотерс, Гилмор, Райт, Мэйсон)
2. A Pillow of Winds (музыка: Гилмор; слова: Гилмор, Уотерс)
3. Fearless (музыка: Гилмор; слова: Уотерс)
4. San Tropez (музыка и слова: Уотерс)
5. Seamus (музыка: Гилмор, Уотерс, Райт, Мэйсон; слова: Гилмор)
6. Echoes (музыка: Райт, Гилмор, Уотерс, Мэйсон; слова: Уотерс)
Звукорежиссура: Питер Баун, Джон Лекки, Роберт Блэк, Роджер Куэстед.

При создании "Meddle" Гилмор был уже не просто "одним из авторов", но впервые проявился основным вдохновителем музыкальных идей, что стало для поклонников ожидаемым свидетельством превращения Дэйва во фронтмена группы. Здесь же под его влиянием PINK FLOYD обнаружили особо сосредоточенное внимание к гармонии: пространственная глубина аранжировок, их детальная проработка, чёткость исполнения – на сей раз всё это базируется на всяческих гитарных изысках, выглядя безупречно зрелым. Бесспорно, свою роль в наилучшем воплощении вышеперечисленных компонентов сыграло и материальное положение группы, значительно возросшее после британского успеха "Atom Heart Mother". Теперь музыканты могли позволить себе неторопливые сессии аж в трёх студиях, в одной из которых они впервые в своей практике опробовали 16-дорожечную аппаратуру. (Как замечают некоторые исследователи (в том числе Энди Мэббетт) в тот же период некие псевдостудийные сессии проистекали и на кухне у Ричарда Райта.)

По мнению многих, именно c помощью "Meddle" PINK FLOYD впервые удалось продемонстрировать свой истинный темперамент. Безусловно, такое утверждение спорно. (Достаточно вспомнить дебютный LP.) Однако если под определением "истинного темперамента" подразумевать сногсшибательный по масштабу эпический посыл, то с ним стоит согласиться. Очевидно также, что беспроигрышная формула творческого взаимодополнения между музыкантами здесь была усовершенствована. Слабым же моментом материала можно считать ряд "выразительных" пауз, разрушающих возможность восприятия "Meddle" в качестве неделимого произведения. Мало того, что "Fearless", "San Tropez" и "Seamus" уже сами по себе несколько инородны по отношению к определяющей атмосфере альбома, окружающие их "провалы" лишь усугубляют это впечатление. Возможно, основная ценность этих песен заключается в их способности достаточно приемлемо заполнять пустоту ожидания главного действа программы – более чем 23-минутной сюиты "Echoes", своим величием и совершенством напрочь затмевающей любые недостатки альбома.

По определяющей атмосфере "Meddle" получился осенне-зимним. Появившись в продаже на унылом исходе европейской осени, этот диск как бы отразил в себе мистические краски ноября. Он принёс в своих звуках запах прели и таинственные туманы, черные силуэты деревьев-великанов и тоскливые, пронизанные влекущей тайной тени болотистых ландшафтов...

Ночь. Ветер – пронизывающий ледяной поток – властелин долин и ущелий. И где-то в глубине тьмы улавливается движение. Кто-то устало бредёт, пытаясь отыскать спасительный огонёк среди тугих волн мчащегося воздуха... Так начинается заглавный номер "Meddle" – мощный инструментал "ONE OF THESE DAYS", сработанный в лучших традициях соавторских творений PINK FLOYD.

Долгий, интригующий шум ветреных порывов продолжается неясными вокально-инструментальными звуками, вслед за которыми объявляются вводные прикосновения к бас-гитарной струне. Затем суровые законы природы и грозная сила ветровобретают свою нотную плоть: вступает выдающийся басовый дуэт Гилмора и Уотерса, вобравший в свой пульсирующий драйв стихийный дух нарастающего движения, эффект чего усиливается особым ревербератором, наслаивающим эхо на эхо. Вскоре струнный фундамент начинает надстраиваться клавишным стаккато Райта, своеобразными эпическими "ударами", как бы отмеряющими участки пройденного ветрами пути или же даты неких свершений. После раздаётся настойчивый стук в дверь, одновременно с которым в партитуру вплетается пронзительная слайд-гитара, своим предельно филированным голосом подчёркивающая неукротимость стихии.

Движение... Стремительный и затяжной бросок вперёд! Низкий полёт вместе с неистовствующим воздухом под кронами сумрачных сосен, над буреломом и загадочными тропами древнего леса...

И вот, после изящного запила гитары, скачущий ритм срывается: круто преобразившись, форма переходит со стремительного горизонтального полёта на плавный, но неуклонный набор высоты. Музыка превращается в зеркало иного, вне времени, мира... Это страна, в которой нет прошлого и будущего и нет опоры под ногами. Теперь одна из бас-гитар вытворяет невероятное: громыхает словно некий неземной механизм. Шума ветра уже не слышно, а хаос ирреальных полутонов и странных звуков близится к своему апогею (начиная с 03:01 некоторое время можно слышать "голос Северного Сияния" – тоскливую мелодию из телесериала "Doctor Who" в психоделическом переложении Райта. (Примечание: автор сценария сериала – Дуглас Эдамс, позднее подсказавший группе название альбома "The Division Bell" и игравший на одном из шоу 1994 года.)) Вот кто-то вновь нагло барабанит в дверь. Вслед за стуком возникает кошачий вой, окончательно развевающий сомнения по поводу присутствия в сюжете демонической личности. И тут же пугающий хриплый голос (Мэйсон) разрешает напряжение маниакальной фразой:"One of these days I'm going to cut you into little pieces!!!" Былой ритм тут же возвращается: музыка устремляется по уже ждущему маршруту, оставляя пик паранойального накала позади. Но бас-гитары теперь тонут под натиском ударных, раздвоенной слайд-гитары и всё тех же перкуссийно-клавишных аккордов, придающих монументальность звучанию. К исходу партии Гилмора и Мэйсона достигают полного доминирования. Наконец одна из гитар завершает пьесу – отрывается от бэкраунда, исчезая в ветреной дали.

Как ни странно, "угрожающая" шутка, ставшая незабываемой "изюминкой" этого инструментала, имеет прямое отношение к звуковому коллажу, использованному в нескольких шоу PINK FLOYD. Коллаж был сделан Роджем и Ником из программ необычайно болтливого радио-ди-джея Джими Янга, путём разрезания плёнки с записями на куски, их смешивания и последующей склейки в один сюрреалистический монолог.

Привнёс ли Гилмор в музыку PINK FLOYD новое ощущение импрессионистской эпики? Положительный ответ на сей не случайно возникший вопрос мы находим в утончённой струнной балладе "A PILLOW OF WINDS", созданной Дэйвом при стихотворном содействии Уотерса. Первые звуки песни раздаются ещё на фоне затихающих ветров уходящего трэка, после напряжённого ритма принося почти осязаемое успокоение. В тексте довольно удачно воссоединена лирическая эстетика обоих авторов, а завышенный баритон ведущего является её органичным продолжением. И всё в целом воскрешает в нашем воображении снообразные картины из недр предутренней медитации. Так и хочется представить уютную комнатку старинного дома, погруженную в томное тепло догорающей печи и плывущую над "зелёными полями", сквозь "холодный дождь", куда-то к "золотому рассвету"... Тягучая басовая партия в исполнении Гилмора отсылает нас на восемь лет вперёд – к спокойным пассажам "Hey You!".

Согласно Нику Мэйсону ("Inside Out"), название баллады заимствовано из некогда любимой им и Роджером китайской игры ма-джонг, представляя из себя фразу, обозначающую выигрышную комбинацию.

Что же касается странного звука на 02:03, то, пожалуй, ему трудно найти однозначное объяснение.

Самобытная и почти хитовая "FEARLESS" написана тем же авторским тандемом. Музыка Гилмора базируется на сочетании струнных (оттенки восточной мелодики – отчётливая предпосылка к "Terminal Frost" из "A Momentary Lapse of Reason") и периодически подкрепляется фоном из голосов ливерпульских футбольных фэнов, хором распевающих свой гимн. Уотерс же создаёт в тексте излюбленный им образ нешаблонно мыслящего человека, оригинала, бросающего духовный вызов толпе и авторитетам без опасения прослыть изгоем. Не исключено, что толчком к написанию стихов могло послужить размышление поэта о судьбе Сида Барретта.

Вокал Дэйва здесь не слишком характерен: завышенный, с редкими моментами низких ноток, он напоминает такие единичные варианты, как "Green is the Colour" из "More" или "Fat Old Sun" из "Atom Heart Mother".

Первые аккорды отыгрыша спустя восемь лет Гилмор непреднамеренно повторит в аналогичном моменте "Comfortably Numb".

К финалу пение болельщиков выходит на первый план, окончательно поглощая музыку. Затем эти раскатистые волны голосов трансформируются в более хаотичный шум, пересекаемый неистовыми свистами. Нагнетаемое ожидание чего-то необычного завершается лишь внушительной паузой.

"SAN TROPEZ" – "сольная" песня Уотерса – единственное произведение на альбоме, спетое Роджером (подобная тенденция продержится до "Wish You Were Here" включительно). Выработанная автором аранжировка основывается на однообразной ритм-секции, выдерживающей темп композиции на уровне перпетуум мобиле. (Не столь уж и редкий для автора стиль. Вспомнить хотя бы такие будущие номера группы из под пера Уотерса, как "Free Four", "Another Brick in the Wall" (part 2), или же его сольные "Sunset Strip" и "What God Wants" (part 1).) Однако выразительное соло Гилмора на гавайской гитаре придаёт звучанию оттенок изысканности. Текст же едва выходит за рамки говорящего названия песни: Сэн-Тропэй, как известно, – всемирно известная "ривьера аристократического курорта", что, так или иначе, обращает смысловую нагрузку песни к атмосфере расслабленного ничегонеделания. Слова определённо перекликаются с мыслями, изложенными группой в песне "Summer 68" из предыдущего альбома. Среди поэтических оборотов, наиболее присущих именно Уотерсу – впервые задействованный Роджером образ серебряной ложки в качестве символа удачи. При желании в тексте можно разглядеть и тонкую самокритику: автор иронизирует над своей склонностью к бюргерству, каким-то образом уживающейся с его изначально бунтарской сущностью.

"SEAMUS" – шутка, поданая в виде классического блюза, с вокалами его вдохновителя Дэйва Гилмора и... собаки. Живописные в своей очевидной спонтанности музыка и несколько строк текста (Шеймус – ирландская вариация имени Джеймс) создают атмосферу вялого жаркого полудня, а голос Дэйва звучит с ленивым пафосом (будучи предельно внимательным, можно различить за пением и сплетением струн звуки губной гармоники (приблизительно с 00:20 по 00: 33), на которой играет Гилмор, а позднее – не слишком разборчивую постороннюю фразу (01:00) и фоновый лай). Собака же небезызвестного Стива Мэрриотта (лидера HUMBLE PIE и приятеля флойдов) исполняет своё соло на уровне хорошего циркового номера. (Сказались домашние музицирования хозяина?)

Наверняка, расположение шуточной песенки перед "Echoes" – не случайно: такая комбинация создаёт эффект выразительного противовеса, позволяющего первым звукам грандиозного сочинения обрести ещё большую интригу.

Посыл к созданию "ECHOES" принадлежит Ричарду Райту: уникальный клавишный звук (весьма напоминающий сигнал эхолокатора, что в контексте сюиты вполне может символизировать поиск единомышленника), извлечённый им при прогонке рояля через усилитель ("Leslie Amplifier"), послужил подсказкой к многоплановому развитию нового сюжета.

Первым к наработке Рика примкнул Дэйв, благодаря чему вся мелодическая сторона произведения стала заслугой уже хорошо сработанного тандема Гилмор/Райт. Когда же от первых теоретических разработок и отдельных штрихов группа перешла непосредственно к записи, ей пришлось твёрдо сплотиться для выработки различных комбинаций из множества музыкальных отрывков, – частью – джемовых, частью – написанных отдельными авторами. На этом этапе наиболее полно проявились уже Мэйсон и Уотерс, осуществившие решающий вклад в область структуры и конкретно-шумовых эффектов.

На пути к окончательному варианту материал находился в процессе постоянной метаморфозы. Поэтому не удивительно, что в качестве второй половины альбома "Meddle" до слушателя дошла тщательно выверенная колоссальная конструкция, насыщенная игрой климатами и завораживающей перетасовкой фактурных и фоновых рисунков: задумчивая, словно плывущая из глубин тысячелетий, интродукция, два куплета, упорное движение в сторону мрака, погружение и созерцание, уход в направлении рассвета, затем – взлёт, третий куплет, очередное аппассионато и, наконец, – грустное прощание. Не глядя на отсутствие постороннего авторства и сессионных исполнителей, "Echoes" не уступила своей предшественнице "Atom Heart Mother" ни продолжительностью, ни разнообразием форм. Изрядно потрудившись, PINK FLOYD удалось создать настоящий нотно-поэтический эпос – арт-роковый рассказ о Движении во времени и пространстве. (Предположим, в варианте глобальной трактовки, это – путь через мириады столетий – от зарождения ариев и их первых шагов, до дороги сквозь двухтысячелетнюю ночь зла, с выходом в эпоху Золотого Века; а в чисто созерцательном плане – путешествие через мистическую красоту умирающей листвы и промёрзших скал, к тёплым ветрам открытых пространств. Выдающееся произведение поделено по меньшей мере на пять климатов, в каждом из которых прямо-таки сквозит тема сосуществования измерений. Условный герой туманного сюжета как бы одновременно пребывает в диаметрально противоположных, расслоённых мирах, постигая себя, смысл сокровенных знамений, счастье взаимовыручки и эйфорию духовного полёта.) Атмосферно "Echoes" перекликается с первыми двумя номерами альбома, образуя своеобразную арку, обволакивающую своей аурой и три относительно проходныевещи, расположенные между. Великолепный текст, созданный Уотерсом, относится к категории наиболее гуманистических в активе PINK FLOYD. Уже в нём мы можем обнаружить вполне зрелые предпосылки к пронзительным манифестациям Роджера на тему поиска искреннего общения, с порывом разобраться в собственной душе (чего только стоят строчки "Strangers passing in the street / By chance two separate glances meet / And I am you and what I see is me" (сравните с возвышенным "I recognise... / Myself in every strangers eyes" из первого сольника Уотерса) и "And through the windows in the wall"), широко развёрнутым в "The Wall" (конкретная параллель – "Hey You!", где и в аранжировке присутствует аллюзия на "Echoes"). Слаженный же вокальный дуэт Райта и Гилмора позволил волнующим виршам наиболее гармоничным образом интегрироваться в музыкальное настроение сюиты.

Несомненно, количество вариантов визуального прочтения "Echoes" прямо пропорционально числу слышавших её людей. Но всё-же существует некоторая тенденция – возможно, из-за звуковых эффектов (ветер, вороны и шумы летательных аппаратов), более или менее конкретизирующих тему. Ибо даже текст, при всей его широте и выразительности, подразумевает ряд весьма разнообразных толкований. И для многих первые аккорды этой музыки сфер всегда будут ассоциироваться с моментом, когда на холмы опускается нежный прохладный вечер, подсвечивая неземной лазурью силуэты деревьев, когда во всю силу расцветают ароматы сырой земли и опавших листьев...

Безмолвие. Ни единого движения ветвей и трав. Зовущая тайной кленовая чаща бросает на землю призрачные тени. А полузаросшая тропа уводит в мир воспоминаний...

Очень давно, когда здесь всё было иначе – лес ещё не вырос, а за кустистым пустырём виднелись крутые холмы – он брёл по этим местам под низким серым небом. Он – рождённый среди горячих безводных песков, изведённый их мнимым одноцветием – шёл в поисках прохладных вод солнечного моря, вдохновлённый священной убеждённостью: оно откроет ему дверь к тайнам Бытия. Сознавая, что в сонме предвзятых взоров его идея выглядит безысходно наивной, он всё-же отчаянно искал этот пленительный мир – водный космос, будоражащий его душу в феерических снах и дерзких размышлениях. И верил (помнил?), что однажды встретит того, кто глубоко проникнут его мироощущением, кто сильнее его и сумеет стать проводником, подставит плечо в роковой момент, поможет постичь сложнейшее. В пути, словно магическую мантру, он повторял слова мудреца, начертавшего однажды: "Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь" (Ветхий Завет: Екклесиаст 1:7). Большую часть пути его попутчицей была то тихая, то стремительная, но всегда чуть печальная река, чья измятая камнями сталь так часто терялась у горизонта в таинственной дымке. И глядя на текущую воду как на воплощённый символ своей бесконечной жизни, он понимал: годы, годы и годы скитаний – его удел. И однажды, вопреки любым препятствиям – даже пройдя через расставание с телом – он всё равно вернётся... И снова отправится в путь, пройдёт по этим же местам, встретит родственную душу и, соединившись с ней, достигнет вожделенной стихии!

...Пролетели столетия, подобно странной вспышке за магическим кристаллом... А всместе с ними растаяли, ушли в Память Земли триллионы жестов, взглядов, прикосновений, мстительных и добрых минут. И вот путник вернулся – в новой плоти, но с тем же целеустремлённым взором. Вновь пройдено множество земель, встречен шквал холодных ударов... Как всегда, вдохновение сменялось болью, приступы духовной тяжести – волшебными взлётами на крыльях надежды. И наоборот... Но впереди ещё маршрут вдоль знакомой водной глади, через задумчивый покой лесов, по опавшим листьям и замшелым камням; и через многие города, всегда пешком, ибо в этом он видел необходимую чистоту своего безумного паломничества... Как и сотни лет назад, порою внимательно заглядывая в глаза встречных, он будет находить в них... себя... А потом вспоминать об этом в трепетных ночных молитвах, пробуждающих сердце к всепрощению...

После вступительного отделения, которое, два-три раза меняя настрой, длится ровно семь минут, вступает новая, немного неожиданная фаза – интенсивное риффовое движение, разработанное под ведением Гилмора (в визуальном плане напрашивается соответствующая картинка: путь через бетонные джунгли мегаполиса). На этом отрезке основной тон задаёт довольно часто используемый Дэйвом и Риком блюзовый диалог между жгучей гитарой и "дребезжащими" клавишными. (Примеров для сравнения немало, но здесь достаточно будет вспомнить джемовые эпизоды из "Atom Heart Mother", "The Dark Side of the Moon", "La Carrera Panamericana" и "The Division Bell". Сходная рецептура аранжировки присутствует и во втором сольнике Гилмора – в завершении "Murder".) Лишь более чем через четыре минуты эта обособленная зарисовка затихает, плавно уступив место сюрреалистическому интермеццо, сотканному из гитарных шумов и таинственных клавишных звуков. (Как и в "One of These Days", бас-гитара работает здесь через ревербератор "Binson Repeat-echo Unit". Пугающие же "крики потустороннего мира" – вовсе не запись из аудиоархивов охотников за привидениями, а лишь одна из возможностей "Fender Stratocaster", непреднамеренно неправильно подключенной Гилмором к усилителю педали "Cry Baby Wah Wah" (пресловутый "квакер").) А уже на смену этому "буйству нотных теней" приходит сверхзатяжное (опять же более четырёх минут) мелодичное крещендо (перекличка символического эхолокатора с обнаруженным объектом здесь может означать либо контакт цивилизаций, либо налаженную связь между родственными душами), ведущее к полномасштабной реминисценции, сменяющейся размеренным отыгрышем.

...И вот он замер где-то на границе миров, стоя на камнях старинной дороги, лицом к лицу со странной местностью, залитой терпким запахом глубокой осени... Титанические деревья, словно вечные стражи сгинувшего мира, нависают над ним. А фантасмогория загадочных шумов всё сильнее охватывает его слух, его мозг...

Ведомый сердцем, он пришёл сюда для встречи со своим духовным попутчиком, оставленным в далёкой древности – почти забытым, но невыразимо близким человеком.

Однако... непредвиденное обстоятельство... Есть ли вообще здесь кто-нибудь, – в этом ныне гиблом месте, некогда так облегчавшем ему груз долгого пути?! Смутно вспоминалось: он был тут не раз, и всегда гостеприимные жители Ложбины позволяли остановиться, а их искренние глаза светились участием. В ту давнюю эпоху здесь всегда было светло – казалось, даже ночами солнце не оставляло этот оазис доброты. А теперь? Клубящаяся мгла, напоённая промозглым воздухом синих сумерек, сковала всё вокруг. О множестве трёхэтажных домов напоминают лишь полуистлевшие остовы торчащих из земли крыш, заросшие мхом и диким виноградником…От некогда величественного храма осталась только часть массивной стены… Как же так? Ведь он всегда пламенно верил, что мир движется к Свету! Воронка какой ужасающей бездны затянула обитель Тепла?! Куда ушли люди?!И зачем это случилось?!! Оглушительные крики неизвестных сущностей пронзают кроны клёнов и лип, словно эхо отзвучавшей драмы или чья-то вовремя невысказанная боль... Атакующие порывы ветра, распугивая ворон, срывают оставшуюся листву и как живые кружатся вокруг ошеломлённого путника. Но тревожный пульс надежды не покидает мозг: "Так не должно быть всегда! Ведь где-то рядом друг, встреча с которым так желанна и неизменна... И мой путь продолжается, а значит уже скоро я должен выйти к открытым пространствам – навстречу рассвету!" Его широко открытые глаза мечутся по сторонам в поисках ответов... "Гигантские карстовые провалы чернеют повсюду… Селение забрала Мать! Один неверный шаг – и я тоже улечу в губительную неизвестность… Жуткую, но... манящую, пленительно упокаивающую..." С этими ещё не совсем понятными мыслями он вдруг почувствовал растущее опьянение, неизьяснимую негу. Словно кто-то шептал ему прямо вглубь сознания: "Останься вэтой влекущей, уютной пустоте, непроницаемой как само забвение, растворись в безразличии ко всему, вечно плыви к горизонтам покоя... Плыви к горизонтам покоя... И спи... спи... спи...". Сладкая тяжесть всё больше наливала ноги. Казалось, сам грунт расползался, пытаясь поглотить его. Двигаться не хотелось, мысли превращались в хаотичный набор ментальных фраз... Но... незримый друг... он ведь определённо находился неподалёку. И отчаянно призывал не сдаваться! Нет, то был не голос, а нечто неизмеримо более глубокое. Не вызывающее сомнений. Но как заманчива мысль свалиться в пожухлые листья и замереть, успокоиться навсегда, прекратить изматывающий путь!

Вот одно из загадочных созданий незримо бросилось в гущу вороньей стаи, ещё больше растревожив её (14:00)... Возмущённый гул неведомого вновь смешался с криками мрачных птиц, наотрез не желая упускать пришельца, а древний лес ещё глубже застонал в океане ночи...

Ещё одно ослепительное, уже совсем натужное воспоминание о непременной Встрече... И отчаянное, почти невозможное решение: "Побыстрее покинуть этот совершенно чуждый, ошеломляющий мир, выдающий смерть и небытиеза нирвану. Смелее вперёд! Волочиться на грани сил. Идти. Бежать! Прощайте руины, внимательные деревья и нечто полувидимое, снующее меж крон! Будь благословенна земля давних свершений! Пусть в тебя однажды вернутся Жизнь и Любовь!" Первая за столетия добрая мысль, коснувшаяся этой местности и на миг пронзившая блокаду её холода. И, словно в ответ, фантом древних колоколов вдруг прозвучал в запредельной глубине чёрных ям (14:43), а голоса растревоженных птиц растаяли в гудящей тиши... Ощутив всей душой совсем уже близкое нахождение друга, странник сделал первые, ещё тяжёлые, но уже решительные шаги, вязнущие в страстно притягивающем к себе грунте Ложбины. И с каждым новым искренним движением перемещаться становилось всё легче. Но изо всех сил пытаясь вырваться, он даже не заметил, как вслед за ним отовсюду – из провалов, из-за поваленных деревьев и развалин храма – потянулись, всё ускоряясь, едва различимые струи, загадочные языки эктоплазмы, ответственные за пленение пришельцев. Путник глядел лишь вперёд, туда, где словно маяк светлой надежды, шёл, оглядываясь... спаситель, терпеливо выжидающий его смелых шагов! Да, среди деревьев уже можно было различить его загадочный, чуть сутулый и волнующе знакомый силуэт!! А ещё дальше – за лесом – уже пламенел свет восхода, намекая на скорое завершение ночи.

Исполинские деревья наконец-то начали расступаться… Двигаясь всё увереннее, он заметил: вокруг становится теплее. Сначала признаки этой обнадёживающей перемены едва уловимы, но чем дальше Ложбина остаётся позади, тем больше потоки тёплого ароматного воздуха набирают силу. Поразительно,всего-лишь в сотнях метров отсюда царит атмосфера поздней осени или сырой зимы, а здесь в безраздельную власть вступает зрелая весна!

На всё ещё узкой тропе он ускоряет шаг... "Быстрее, быстрее..." Он переходит на лёгкий бег... "Назад пути нет!.." Вскоре он уже вдохновенно несётся среди редеющих вязов, устремив взгляд в направлении изумрудного восхода... "Скорее к Свету! Сквозь орошённые росой травы и сочные листья – туда, где меня ждут!"

То теряя в чаще образ своего проводника, то вновь улавливая его, понимая, что каждое движение бегущих под пристальным наблюдением противоборствующих миров, скиталец мчится к уже близкой опушке... Проводник же уверенно вёл его, по известной только себе причине не позволяя сократить расстояние. Минуя, наконец, последние деревья, странник в последний раз оглянулся. И увидел: над Ложбиной раскинулась таинственная лиловая аура, подобная искривлённой титанической руке, тщетно тянущейся за окрылённым беглецом.

И вдруг проводник появился рядом (17:03)! Неожиданно возник на расстоянии вытянутой руки. Сумерки не позволяли разглядеть черты его лица, узнать его, детально вспомнить, что за ослепительнейшее Таинство связало их души в непроглядной глубине тысячелетий, но... это был он!! Он!!! Да, их сердца всегда бились в унисон, но сейчас... состоялось предначертанное!! И воспоминания, мечты и надежды на разрушение физического одиночества воплотились в ослепительную реальность! Сила духа мгновенно возросла: странник ощутил, как в него животворящим потоком вливается невиданное доселе могущество. Ни слова не произнося, теперь они плечом к плечу мчались по этому кристальному простору, сквозь ароматный ветер, навстречу Восходу... Находящийся рядом был едва различим, но всей душой ощущалось его присутствие, излучение невероятной благодати. И слова не требовались.

И вот, слившись в непобедимую силу, они выбегают навстречу взошедшему Солнцу и, совершив отчаянный прыжок... взмывают в воздух (18:14)!!! Быть может воспарило лишь сознание странника, его ведомая к победе душа, но он отчётливо видел: земля ушла из-под ног, а навстречу стремительно помчались небеса! Он сумел!!! Слушая всё более отчётливый голос сердца, ухватившись за своего древнего друга, перешагнул, одним махом перепрыгнул через остатки духовной близорукости. И теперь, неожиданно для самого себя, способен летать, не отставая от спасителя. Парить на крыльях Веры над необозримой долиной, островами кустарника и чистейшими озерцами, сверкающими в небесных лучах. Вперёд! Сжав силу духа в непобедимый комок святой воли! Отринув бремя тягостных воспоминаний! Вперёд! А потом... Приостановиться и, зажмурив глаза, раскинув руки, осмысленно, как в поток очищения, нырнуть за хрональное зеркало... Навеки растворить своё эго в лоне всепобеждающего Солнца!

...Утренняя позолота заливает стены комнаты. Тонкие струйки травяной прохлады прорываются к проснувшемуся. На его устах играет детская улыбка. Теперь он точно знает: это был не просто сон. То были воспоминания, пришедшие под покровом сна. И сейчас он помнит всё. Как они поклялись никогда не расставаться, удерживая связь хотя бы на волнах Памяти. Как в мнимом одиночестве он уже неоднократно приходил к желанному Морю – великой стихии, непостижимым образом превратившейся в страсть его жизни. И как успел плотно сродниться с глубинами, освоив однажды искусство погружения. Просто не сумел он в своё время раскрыть душу свою в достаточной мере, и, вновь и вновь возвращаясь в мир людей, должен был забывать о достигнутом. По воле Того Света всё начиная сначала, открывая неизведанные ранее горизонты. До чего ж безмерна глубина Замысла! Он, даже при всей своей прозорливости, не смог и предположить, что те поросшие кораллами развалины, к которым он с трепетом прикасался – остатки его дома, возведённого им же самим тысячи лет назад, когда дно моря ещё было пустыней... Панорама безграничной жизни и вечного поиска, вынырнувшая из недр подсознания на фоне этого сна-откровения, ошеломила его, но всё расставила по своим местам. И сейчас он не сомневается в существовании Великой Спирали, видит сакральный смысл своих скитаний. Понимание пришло: в этом стремлении к морю скрывалась формула развития его души. Вот где ответ! Родись он где-нибудь на равнинном побережье или острове и, возможно, далёкие горные цепи обрели бы роль удивительного маяка его жизни – сподвигли бы сердце на Движение... ("Ибо тот, кто усердно ищет, найдёт; и тайны Божии откроются ему силою Духа Святого в настоящее время, так же как это было в древние времена. И как было в древние времена, так будет и в будущие времена, ибо путь Господень – один вечный круг". (Книга Мормона. 1 Нефий 10:19.)) А духовная любовь и единение душ – титанический труд. Но в это утро его уже ждут, радуясь вместе с ним сиянию за окном, произнося магические слова, теперь уже навсегда связывающие их на лоне Вечности...

...Призрачные отголоски погибших цивилизаций, музыка Вселенной, тонкая грусть и обжигающая романтика плывут над планетой. Погружённые в сомати герои ждут своего часа, а очередной разведкатер недоумевающих космических странников вновь покидает Землю (21:17). Но они непременно вернутся. И не столько учить премудростям Разума, сколько пытаться постичь значение немыслимого для себя. Нет сомнений, что среди великого многоцветия остальной Вселенной не найти и тени того, что является самой сутью землян.

До встречи! Базовый корабль восходит к толще верхних слоёв атмосферы. Его курс – вечная песня серебряных звёзд. До встречи на дорогах Мироздания.

Приблизительно одновременно с выходом "Meddle" в Штатах был выпущен сингл "ONE OF THESE DAYS" /"FEARLESS". Оба номера этого раритета поданы в моноварианте и структурно значительно отличаются от оригинала: Эй-сайд: 1. Из шума ветра вырастает рёв слайд-гитары (как если бы завершающий аккорд инструментала прокрутить в обратную сторону), ударяющийся в топот бас-гитар; 2. По ходу инструментала обнаруживается несколько усечений, вкупе с переиначенным вступлением сокращающих длительность композиции до трёх с половиной минут. Би-сайд: 1. Отсутствует второй куплет; 2. Несколько иначе смонтирован текст; 3. Раньше стихает. (Длительность: 03:13)

В 1972 году режиссёр Питер Клифтон выпустил документальный фильм "SUPERSTARS IN CONCERT" ("ROCK CITY"), содержащий краткие фрагменты выступлений PINK FLOYD годом ранее. Спустя более трёх десятков лет фильм был выпущен на DVD. Вплоть до 2003 года об этом телезрелище мало знали даже поклонники группы, поскольку VHS-версия имела удручающе небольшие тиражи.

В 72-ом PINK FLOYD уже представляли из себя один из основных блоков в здании эпического арт-рока. Не в последнюю очередь тому способствовал уровень "Meddle":"One of These Days" и "Echoes" вознесли команду к вершинам популярности в Европе и серьёзно подогрели нарастающий интерес за океаном. Оба произведения окончательно закрепились как регулярные концертные номера PINK FLOYD, а "Echoes", несмотря на свою продолжительность и сложность, наряду с хитово-лаконичной "One of These Days" по сей день входит в списки наиболее почитаемых среди слушателей.

Не удивительно, что пронизанная Духом Жизни, по-настоящему вдохновляющая сюита оказалась созвучной внутреннему миру романтиков: путешественников, археологов, всевозможных исследователей, проводивших долгое время в размышлениях о вечном и большую часть жизни устремлённых к общению со стихиями. Запала она в душу и американцу Джоржу Гриноу – культовой фигуре в среде калифорнийских серфистов. Ярый покоритель океанской волны одним из первых начал практиковать съёмки камерой, установленной на мчащемся по водным кручам серфинге. Завязав тёплые отношения с PINK FLOYD, Джорж сумел заполучить от них студийную версию "Echoes", которую превратил в главную тему своего фильма "CRYSTAL VOYAGER", поступившего в прокат в 1972 году. (В начале нынешнего века вышел на DVD.) Таким образом, обыкновенное "профессиональное кино", перенасыщенное вдохновляющими имиджами мятежного моря и сияющих волн, не только стало отличным продолжением эпической линии альбома "Meddle", но и подтолкнуло саму группу к созданию подобного рода световых разработок и клиповых сопровождений для своих шоу, вплоть до использования кадров из самого "Crystal Voyager".

А между тем, постоянно гастролируя и непомерное количество времени проводя в студиях, флойды едва ли предполагали, что неуклонно движутся к мегатриумфу. Предпоследней ступенью на этот планетарный подиум стал очередной саундтрэк, увидевший свет летом 1972 года.

Комментарии (1)