A Momentary Lapse of Reason

"SIGNS OF LIFE". Древнее как мир сравнение жизни с рекой начинается с первых же звуков альбома, задавая тон дальнейшему материалу. С самого начала аудиозритель завлекается в мир созерцательного размышления: в течение всех трёх фаз увертюра сопровождается треском уключин и вёсельными всплесками, на отрезке первых полутора минут усиленными шорохом нахлынувшего ветра и чуть уловимым пением птиц (самые внимательные заметят журчание омывающей камни воды, шелест листвы или камышей, и даже звук падающих с вёсел капель). Путь в лодке, спиной в сторону движения, когда явно можно оценить лишь пройденый путь, подводные камни, затрудняющие сплав – всё это настойчиво призывает задуматься над удивительными истинами человеческого бытия.
В основу инструментала вошла одна из демо-записей, наработанных Дэйвом во время сольных сессий 1978 года и, в отличие от двух других, не нашедшая места в "The Wall" (повторение судьбы некоторых вещей из "The Final Cut"). Переработав номер при помощи Эзрина, обогатившего его на соавторском уровне, PINK FLOYD создали одно из самых заметных полотен в истории эпического арт-рока. Очень густо аранжированная партитура, все нюансы которой не расшифруешь как при первом, так и при сотом прослушивании, волнующая монументальная мелодия во второй фазе и эффектно звучащая соло-гитара – в третьей, – такой набор достоинств едва ли оставит разочарованным даже придирчивого ценителя. Струю сюрреализма привносит внезапное появление в одном из фрагментов булькающих "космических" звуков (отдалённо напоминающих ускоренную синти-секвенцию "On the Run"), c приглушенными голосами (Мэйсон произносит довольно неразборчивые, никак необъяснимые и ничего не объясняющие фразы, согласно версии Игоря Полуяхтова звучащие следующим образом: "When the child like view of the world went, nothing replaced it... nothing replaced it... nothing replaced it... I do not like being asked to... I do not like being asked to... I do not like being asked to... Other people replaced it... Someone who knows..."), а также использование таинственных вкраплений, по духу очень близких к бокальным звукам "Households Objects", использованным ранее в "Shine on You Crazy Diamond" (part 1) и "Is There Anybody Out There?"...
Ещё было темно, когда Мэн, повинуясь необьяснимому внутреннему потоку, внезапно проснулся и, выйдя в сад, подошёл к берегу узкого затона...
В черных загадочных водах отражалось серебро догарающих звезд. В воздухе висел аромат спелых яблок. Одержимый стремлением прокатиться на своей лодке, Мэн, спустя минуту, уже отчаливал, направляясь в сторону реки. В это теплое сентябрьское утро он начал свой захватывающий путь по водной глади еще не предполагая, что сегодня, сейчас, Вечная Флора впервые раскроет ему величие Вселенной…
Медленно зарождался рассвет, потихоньку рассеивая мрак сапфировым свечением. Журчание воды и шелест ветра продолжали тишину, и лишь шум вёсел деликатно тревожил гармонию окружающих звуков... Выплыв из глубины сада к большой воде, Мэн тут же ощутил упругую волну ветра, принёсшего на незримых крыльях целый букет речной свежести. Огромные ивы легко покачивали ветвями, порою касаясь скользящей под ними лодки и плечь гребца... Но вот они остались позади – утонули в пелене зыбкого тумана, а над вскинутым взором Мэна медленно плыли далёкие ветви вековых осин... Однообразные, размеренные движения, наконец окутали одинокого путешественника облаком всепоглощающего транса. Погружаясь в упоительное созерцание, он уже с трудом мог поверить, что происходящее – не сон...
Внезапно наполнив слух, в воздухе вокруг лодки зависло странное переплетение необьяснимых звуков и голосов... Вскоре оно бесследно растворилось, однако Мэн успел отметить в сознании отчетливую догадку: глаза сынов Единого – рядом.
Свет наполняет небеса и быстрее становится течение прозрачных вод. Рассудок всё глубже растворяется в блаженстве Озарения, а незыблемые Знамения Жизни всё приходят, наполняя взлетающую душу человека новыми оттенками благодати... Голос Абсолюта воспарял к синеве неба и вновь скользил вниз, уходя в глубины – к тёмным пятнам извивающихся водорослей. В зовущей дали другого берега кроны тополей о чём-то непрестанно шептали друг другу под властью неторопливого воздуха. А Мэн остро чувствовал незримую связь капель росы – с лунными кратерами, выступающих из воды камней – с неведомыми созвездиями, и видел, как дышащие тайной заросли перекликаются с девственной глиной далёких утесов.
И вот, пробившись сквозь полосу кустарника, солнце коснулось струн речной ряби (02:46)! Очередной порыв теплого ветра снова омыл лицо Мэна, растрепав волосы на его голове. А растущий рассвет наполнял цепи облаков волшебным розовым свечением, красил поверхность реки ослепительными вспышками хрустальных искр… Жёлтая звезда насыщала окружающее, и в ее уже вездесущих бликах земная природа раскрывала своему сыну наиболее красноречивые грани. Обозревая свой путь, он постигал: жизнь подобна реке, а бытие человека призвано плыть по руслу таинств непредсказуемого...
И Вселенная всё держит в неразрывной цепи… И даже вёсла помнят тот далёкий тенистый бор, где однажды родился маленький росток сосны, давшей им плоть. И сердце способно верить в невидимую реальность. А облака в горизонтальных лучах светил всегда рождают самые пленительные картины земных небес.
В завершающей фазе прогнанная через усилитель гитара звучит с утончённым клавишным отголоском, как бы отражающим в нотах свежесть лёгкого ветерка. Мелодическая линия разбита на отдельные фигуры и заканчивается "восточным" (или даже "индейским") изворотом гитарной фразы, подчёркивающим строгую завершённость темы.

Серебряные синтезаторные нити "Signs of Life" так и не успевают удалиться, исчезая за мощным форте субито "LEARNING TO FLY". Довольно простую структуру композиции с первого же мгновения окупает насыщенный инструментарий: клавишные Джона Кэрина, звонкая соло-гитара Гилмора и гулкая драм-машина сливаются с латиноамериканскими барабанами Мэйсона (правый канал) и всевозможными перкуссийными эффектами Стива Формэна. Сравнительно низкий и хорошо узнаваемый вокал Дэйва в припевах сменяется более высоким его тембром, подкреплённым подпевом Райта и женским многоголосием. Строгий ритм провоцирует слушателя к позитивному, бодрому настрою, однако в середине возникает инородное по темпу интермеццо, где многослойная россыпь звуковых красок служит фоном для сосредоточенных и чуть тревожных голосов по радиосвязи (реальные переговоры Ника Мэйсона с инструктором по авиапилотажу Майком Уеннинком в ходе проверки приборов и проворачивания двигателя перед взлётом). Само же густое сплетение плавающих и летающих звуков призвано передать ощущения героя, кружащегося в предвкушаемых небесах. На исходе фрагмента слышен смутный шум взлетающей машины, за которым следует третий куплет с тихим голосом Гилмора, оттеняемым впечатляющим воздушным свистом. (Эффект "ветра в ушах" реализован почти с холофонической натуралистичностью.)
Живописные строки текста, построенного на гипнотической игре образами и метафорами, повествуют об отчаянных попытках человеческой души воспарить над закостенелой догмой земного притяжения: достойно оценив подсказки речной трансценденции, Мэн смело выходит на очередной этап духовного становления через "познание полёта". Поэтическая идея возникла в период авиатренеровок Гилмора и Мэйсона, которым начиная с середины восьмидесятых они посвящали довольно много времени. Интересно, что использованный здесь оборот "Out of the corner of my watering eye" слишком уж очевидно перекликается с подобными по смыслу словосочетаниями из "Comfortably Numb" ("Out of the corner of my eye") и "The Final Cut" ("Through the fish eyed lens of tear stained eyes"), что в очередной раз наводит на спорные размышления.
Музыку "Learning to Fly" Дэйв написал в соавторстве с Кэрином и Эзрином (фундаментом послужила сырая синтезаторная наработка Джона, существенно расширенная Дэйвом и Бобом). С текстом же помог Энтони Мур. Таким образом, композиция стала первой со времён "Time" песней PINK FLOYD, сочинённой четырьмя авторами. И первым мегахитом, способным сравниться по популярности с "Another Brick in the Wall" (part 2).
Вероятно, диминуэндо, возникающее на подходе к завершению, означает посадку, поскольку здесь мы слышим глухое урчание определённо земного существа, становящееся всё более уверенным, и, наконец, стихающее в унисон с музыкой.

После люфтпаузы тяжёлое, "мясное" дыхание монстра продолжается, являя собой выразительное начало "THE DOGS OF WAR" – довольно оригинально аранжированного номера, вышедшего из под пера Дэйва Гилмора при поэтическом содействии Энтони Мура. Хард-роковый стержень музыки здесь почти теряется за ширмой синтезаторного риффа, обработанного до степени оперного звучания (в духе "The Trial"), а нестандартно звучащий саксофон придаёт партитуре дополнительную привлекательность.
Название было заимствовано у писателя Фредерика Форсайта (в свою очередь "одолжившего" эффектное словосочетание у Уильяма Шекспира) – автора одноимённой книги о наёмниках. Видимо, PINK FLOYD предлагают рассмотреть метафорических псов в разном ключе, поскольку под собаками войны здесь подразумеваются не только непосредственно солдаты-наёмники, но и мрачная часть человеческого существа, отвечающая за агрессию и жестокость по отношению к ближним. За довольно острыми виршами кроется неизменная мысль: решающую роль в рабстве человека перед тьмой играют денежные еденицы. А приземление души неизбежно влекёт разум к зависимости от слабостей плоти, порождаея тлетворную нетерпимость.
Двигаясь тернистым и полным неожиданностей жизненным маршрутом, Мэн познаёт тяжесть своего ожесточения, когда на смену упоительному полёту в полосу его будней вторгается соблазн провокации.
А в те же минуты кто-то идёт убивать на поводу лишь у банальных материальных благ. Ряды профессиональных убийц пополняются и армия сталкивается с армией под сладкий шелест наличности. Цепь алчности и нетерпимости во всех своих уродливых проявлениях окутывает уставшую планету – зло торжествует временную, но столь прогрессивную власть. И чувствительный Мэн – словно в центре этого водоворота.
В ряду "изюминок" композиции стоит отметить забавное "вяканье", особенно хорошо различимое на первой минуте и после саксофонного соло. С точки зрения режиссуры интересно звучит и вокал: местами согласные буквы отлетают от основы кратким отголоском. Вообще же хрипловатое пение Гилмора, с фрагментарной поддержкой женской подпевки, является вторым (и последним) после соло-гитары отчётливым элементом, связующим настоящую программу с предыдущей – вокал выдержан в режиме, идентичном "Not Now John". Ещё один достойный внимания момент: фактически в течение всего трэка то и дело улавливается присутствие зловещих созданий – главных персонажей песни, выраженное в глухом урчании и прочих едва различимых призвуках определённо животного происхождения.
В финале песни ритм-н-блюз с примесью джаз-рока, подкреплённый завышенным до фальцета вокалом Гилмора, сильно напоминает импровизированную каденцию "Money".

Завершающий аккорд "The Dogs of War" одновременно является вступительным для "ONE SLIP" – обе композиции смикшированы в одно целое. Четвёртый номер начинается с округлого пения рототамов, немного напоминающего цимбалы, а на их фоне мы слышим целый рой всевозможных радиосигналов, взятых из популярной в восьмидесятые электронной игры "Packman" – в контексте песни они символизируют материальность человеческих мыслей: два источника выходят на контакт, причём один из них занимает нейтрально-выжидательную позицию, а второй ведёт себя довольно настойчиво. В конце-концов обе стороны воссоединяются в красивый и тревожный звенящий унисон, вслед за которым все звуковые эффекты исчезают (лишь далее – в картине – звучит долгий глубокий выдох, но это скорее вокальное дополнение, нежели элемент конкретно-шумового наполнителя в его исконном значении), а музыка обретает определяющий напор и темп.
Вышеозначенный звон – сигнализация "Aстории", покорившая воображение Энди Джексона, однажды неправильно набравшего код входа. Именно ему принадлежит идея усилить композицию записью этой сигналиции. Данное обстоятельство невольно напоминает историю с "Time", обогащённой близким по духу звуковым эффектом по совету другого мастера звукоинженерии – Алана Парсонса. Явная параллель присутствует не только между звоном часов и сигнализацией, но и в шок-эффекте как таковом.
Кроме того, за счёт фиксированного ритма и характерно звучащих гитарных тремоло, "One Slip" выглядит похожей на такие хиты прошлых лет, как "Run Like Hell" и "Blue Light". Однако эта внешняя параллель – лишь следствие единого аранжировочного стиля, поскольку музыка была написана человеком со стороны – одним из лидеров The ROXY MUSIC Филом Манзанерой (сольные проекты которого вёл тогда флойдовский менеджер Стив О'Рурк). С ним Гилмор сочинил целых три вещи, но две из них так и остались "на полке".
В очень насыщенной партитуре, включающей плотное взаимодополнение ударных и перкуссии, изрядное количество выразительных органных прослоек и удачное использование бэк-вокалов, выделяется игра Тони Левина: его бас звучит действительно виртуозно. Любимым стилем Тони всегда был фанк, и на "One Slip" он в очередной раз с успехом подтвердил этот факт.
В тексте Дэйв эмоционально и очень метко рассказывает о пламенном воссоединении противоположных природных начал – о той победе страсти над разумом, которая, как правило, накладывает суровый отпечаток на всю последующую жизнь. Но как и любое событие в мире имеет ряд разносторонних последствий, так и это опасное сближение выполняет свою положительную роль – помогает избавиться Мэну от порабощения собаками войны. Каким образом? У восточных мудрецов есть изречение: "Похоть ведёт к одержимости, а она порождает желание убивать". Раскрутив его в обратную сторону, поймём взаимосвязь "The Dogs of War" и "One Slip" именно в порядке их оригинального следования. Впрочем, Гилмор, как обычно, не пожалел поэтических иносказаний и интригующих ширм, отчего трактовка смысловой нагрузки стихов может быть весьма вольной. Тем более, что в трансформрефрене звучит словосочетание, давшее название альбому.
Лидер-вокал композиции принадлежит Дэйву и выдержан он в его классическом стиле.
Торопливое завершение могло быть вызвано желанием группы уместить альбом на виниловую пластинку. В оригинальной распечатке текстов мы можем увидеть намёк на повторение финального трансформрефрена "One Slip", что нашло своё воплощение на сингле "Learning to Fly" и "живых" представлениях песни.
Как несомненный хит, "One Slip" закрепилась в репертуаре всех последующих турне PINK FLOYD, однако наиболее часто исполнялась лишь в первые годы. Возможно, не выдержав конкуренции с более мощной "Run Like Hell".

"ON THE TURNING AWAY". Из тишины, куда спешно уходит исторгающая избыточную энергию "One Slip" (надо признать, немного нелепая пауза, в духе безыскусности первых альбомов), медленно всплывает кружащийся орган, подобный гулу далёкого самолёта, убаюкивающего нас тихими летними вечерами. Вскоре на этом фоне Гилмор начинает петь: тембр вокала завышен, однако своей магической округлости не теряет, а по ходу песни лишь укрепляет её. (Благодаря кристальной прозрачности звука и немного необычной реверберации создаётся впечатление, что голос раздаётся откуда-то с головокружительных небес.) Постепенно к медитативному органу и вокалу Дэйва присоединяется весь инструментарий группы, а перед последним куплетом звучит монументальный проигрыш с преобладанием готической соло-гитары и "дребезжащих" клавишных Рика. (Интермеццо завершается важным смысловым фрагментом: задумчиво-грустной бас-гитарой, одиноко звучащей на тихом синтезаторном фоне, что призвано передать момент судьбоносного размышления Мэна перед решительным шагом в направлении Света). Наконец, из прозрачной небесной баллады, базирующейся на акустической гитаре, композиция превращается в мощнейший темпераментный гимн, где последний куплет представляет из себя классическую спевку Гилмора и Райта, усиленную плотной аранжировкой и пространными хорами. А в финале объявляется живописное гитарное соло.
Эта выразительная рок-проповедь вполне может быть воспринята вне концепции "A Momentary…", но в таком случае эффект её воздействия немного снижается. Изначально композиция писалась как абсолютно самостоятельное произведение, но усилиями настойчивого Боба Эзрина была размещена в альбоме таким образом, чтобы выполнять функцию неотъемлемого звена в смысловой цепи всей сюиты. Здесь главный герой оглядывается на прожитое и анализирует свои поступки, приходя к выводу о необходимости возродить и сохранить лучший свой опыт. Раскаяние и жгучее желание отречься от внутреннего холода всецело завладевает помыслами Мэна. С ним рядом идут вытянувшие его единомышленники, и от того эйфория Свершения становится ещё более упоительной. Происходящий перелом настолько ошеломляет человека, что он невольно вопрошает в конце текста: "Is it only a dream that there'll be, no more turning away?"
Как бы то ни было, песня звучит чуть обособленно. В первую очередь, из-за пауз, отсекающих её с двух сторон (и это первый номер на альбоме не дополненный звуковыми эффектами). Во-вторых, структура текста – стихи написаны в форме своеобразного меморандума, не предполагающего использование припева (с "On the Turning…" начинается переход на бесприпевный стиль, свойственный и всему последующему материалу альбома). Кроме того, вначале присутствует эпизод косвенной речи, вложенный в уста символического изгоя.
Музыку написал Гилмор (она была создана ещё до слов, но в процессе плотного сотрудничества с Энтони Дэйв дописал некоторые фрагменты уже на его словосочетания), однако идея текста и не менее половины его оборотов – заслуга Мура. Что касается мелодии и аранжировочного решения, то здесь мы находим прямое продолжение авторской линии Гилмора и Эзрина, берущей начало в "The Wall". Правда, Боб, подобно ещё двум клавишникам альбома Кэрину и Райту, так и не смог воплотить в песне всей полноты своих задумок. В частности, Дэйву не понравилась идея по вплетению в партитуру оркестровой ткани, предложенная Бобом и Джоном – из каких-то трудно объяснимых соображений он принял принципиальное решение обойтись в новом диске без услуг классических музыкантов. Не менее решительно было исключено из аранжировки и клавишное соло Рика – единственное во всём альбоме. По словам самого Райта, его проигрыш понравился всем, в том числе и Дэйву, однако последний нашёл его неуместным.
Затяжное гитарное аппассионато, закрывающее композицию – одно из самых эмоциональных в активе Гилмора – духовная лава композитора буквально опаляет. Приблизительно с отметки 04:06 гитара и ударные устремляются в безудержный эпический полёт, реально способный вдохновить достойного аудиозрителя на пересмотр своих моральных ценностей в пользу Доброжелательного Размышления…
Мэн, рассекая свистящий воздух широкими крыльями раскаяния, мчится туда, где заканчивается густая пелена лиловых тучь и солнце заливает вершины неприступных гор... Перед слезящимися глазами его совести кружатся все глупости и грубости, когда-либо проявлённые им перед людьми. Но вместо отчаяния сердце переполнено детским желанием поскорее исправиться – совершить что-то нужное окружающим… И тепло мечты окутывает его сердце надеждой...
"On the Turning Away" стала одной из самых известных песен PINK FLOYD. Не удивительно, что ни одно последующее турне группы не обошлось без её включения в плэй-листы. А в конце восьмидесятых композиция зачастую преподносилась командой как гимн её возвращения.

"YET ANOTHER MOVIE"
"YET ANOTHER MOVIE". Что же случилось с Мэном после его революционного прорыва? Попал в измерение, где окружающее резко отличалось от былого? Стал значительно мудрее и обрёл потенциал Звёздного Капитана? Нет... Да, он изменился, он уже неспособен на большое падение… Но достаточно ли этого теперь? Ведь он помнил: чем больше сила – тем выше ответственность. Однако инерция привычной жизни снова оказалась сильнее веры… Мэн не сумел удержать в руках обретённое сокровище…
Возможно, вышеизложенное может быть одним из вариантов того, о чём идёт речь в первом, одноимённом отделении этой двойной композиции, открывающей вторую часть сюиты психоделическим вступлением ("виниловая" пауза обыграна в лучших традициях PINK FLOYD: после первых аккордов возникает подобие паузы, меняющее смысл предыдущего перерыва). Вероятно, в своё время нестандартное начало композиции, взращённое на выдающихся идеях Гилмора и остальных флойдов времён "Atom Heart Mother" и "Meddle", должно было вызвать искренний восторг в среде долголетних почитателей группы. Здесь есть необходимое: гулкие удары барабанов, изменённые электроникой до звучания гигантского гонга, монументальные клавишные портато, будто-бы движущиеся под сводами титанической пещеры в поисках выхода и ползущие затем через ущелье синтезаторных облаков в море гитарно-органных эффектов. (В "Live at Pompeii" эта музыка стала бы ключевой!) Такая, "расширяющая сознание" красота, наверняка согрела душу фэнам, вопреки постигшим группу крутым стилистическим переменам продолжающим верить в востребование необъятного психоделического потенциала PINK FLOYD.
Текст "Yet Another Movie" написан Дэйвом в его излюбленном стиле – "поток сознания", что также можно расценивать как дань флойдовскому сюрреализму начального периода (впрочем, от рубленых строф стихи в итоге переходят к ровному последовательному изложению). Примечательно, что в пятом куплете использован образ "морей лиц", сходный с одним из оборотов Уотерса в "What Shall We Do Now?". (Правда, этот впечатляющий имидж встречается и у других авторов рок-н-ролла, вот только кто его изобрёл первым?)
Музыкальную ткань на сей раз помог расцветить синтезаторщик Патрик Леонард, однако вокальная составляющая сохранила строгую тенденцию предыдущих песен. Завораживающее жонглирование образами, отчасти заимствованными из канонических киносюжетов, убедительно сливается со снообразной музыкой и фланговой эхореверберацией раздвоенного вокала. И хотя базовая фактура песни легко поддаётся структурному осмыслению и может быть препарирована на проигрыши и куплеты, черезвычайно насыщенная аранжировка наполняет её особой перспективой. А некоторая отдалённость вокала подчёркивает мечтательную специфику изложения, где, наподобие "Us and Them", тяжкие жизненные коллизии воспеваются с позиции мудрой отстранённости. (Как блистательно пишет Игорь Полуяхтов, "…кино обращается к затерянным островам сознания. Кино черпает из подземной реки души, вытекающей из владений секса через глубины памяти и сновидения – во всевозможных монтажах смерти".)
Как ни меняйся, пожать плоды уже совершённых ошибок необходимо. Особенно, если ты вновь оседлал волну бытовой суеты – устремился к роковому берегу, порою начисто забывая свои обеты.
Иногда приходят моменты пробуждения... И тогда Мэн останавливается, окидывает пристальным взглядом окружающий мир, с горечью отмечает потери среди близких – даже из числа тех, кто в недалёком прошлом шёл с ним под Знаменем Духовных Перемен – и… вновь ныряет в этот безумный водоворот пустых страстей, так сильно напоминающий банальность мелодрам...
Текст заканчивается своего рода апофеозом, подталкивающим нас вообразить местность, подобную легендарной Долине Монумент (Аризона) и романтический силуэт всадника ("A man in black…"), мчащегося в сторону заходящего Солнца – как ему и положено по канонам классического вестерна. Но ирония эта, скорее всего – сквозь слёзы, ведь здесь же звучат драматичные и почти лейтмотивные слова: "A pointless life has run its course"... (В последнем куплете – ещё до появления отчётливого шёпота на фоне последних слов текста (сразу после строчки "And still this ceaseless murmuring") – при прослушивании в наушниках возможно уловить краткое вкрапление шечущего голоса (левый динамик, 04:38).)
Хотя партии Мэйсона на сей раз и поддерживают двое перкуссионистов – Джим Келтнер и Стив Формэн, "Yet Another Movie" – одна из немногих композиций "A Momentary Lapse of Reason", позволивших PINK FLOYD найти относительно широкое применение своему чудом сохранившемуся "институту группы". Здесь, помимо исконных психоделических компонентов, используется эффект "кружащегося звука" и добавлены голоса из реальных кинофильмов ("On the Waterfront" и "Casablanca"), как это, в частности, неоднократно делалось в альбоме "The Wall". Кроме того, на взлёте первого проигрыша стильный выкрик Гилмора определённо созвучен подобному же ходу в "Young Lust", а интермеццо с адекватным и далее ускоренным ритмом включает в себя фирменный четверной брэйк Мэйсона, после которого Дэйв так узнаваемо врезает по гитарным струнам.
"ROUND AND AROUND" является прямым продолжением первой части композиции, будучи смикшированной с ней в неделимое целое через звено заключительно-вступительного аккорда (как, к примеру, на стыках "Breathe (in the Air)/On the Run", "The Thin Ice/Another Brick in the Wall" (part 1) или "The Dogs of War/One Slip"). Начиная с этого атмосферного инструментала Дэйвид Гилмор окончательно избавляется от соавторов. По первичному замыслу номер должен был длиться более пяти минут, играя роль одного из центровых в сюите, но по каким-то соображениям (возможно, опять винил виноват) его продолжительность была крепко урезана. Впрочем, надежда на возможность услышать полную версию остаётся, поскольку запись пьесы по сей день скромно ждёт своего часа в архивах EMI.
Размещённый в альбоме вариант длиться лишь чуть больше минуты, но этого вполне достаточно, чтобы подтолкнуть внимательного слушателя к очередным размышлениям о вкладе Гилмора и Эзрина в альбом "The Wall": размеренный басовый пульс и гитарные стаккато взращены на той же уникальной почве, что и большая часть написанной Уотерсом "Another Brick in the Wall" (part 1). Хотя не исключено, что корни этой параллели могут уходить в раннюю соавторскую школу группы, времён "Dramatic Theme", "Come in Number 51, Your Time is Up" и им подобных…
Движимый приливом отчаяния, Мэн поднимается на гору, полагая, что станет ближе к ответам всезнающего Неба…

После краткой паузы альбом выходит на финишную прямую, состоящую из четырёх номеров, различных по продолжительности и сработанных в трёх противоположных рецептурах.

Начинается это движение с "A NEW MACHINE" (PART 1) – крайне интроспективного произведения, в котором вокал автора (Гилмора) оригинально прогнан через испытанный славой вокодер и лишь немного подкреплён синтезаторными пассажами и "космическим" отголоском. Здесь отлично улавливается признак драматичной мелодии, но музыки как таковой песня не представляет. В течение более чем полутора минут Дэйвид раздвоенным голосом выкрикивает и просто произносит нерифмованные строки текста, отражающие состояние усталости человека от… собственного тела. Автор предлагает следующую метафору: плоть человека – своего рода аппарат (или скафандр) для его сути – души (ключевое слово текста "lifetime" одинаково может означать как срок работы какого-либо технического устройства, так и время жизни). И если тело – это машина, то глаза, соответственно, – приборы, через которые (именно "через", а не просто "которыми") пилоту этой машины предоставляется возможность обозревать плотный мир. Герой же, постановив для себя, что за пределами тела видимость окружающей реальности значительно расширяется, внезапно начинает испытывать неудобства от ограниченности обычного зрения. Проще говоря, мается от скуки…
Ежедневно созерцаемое трансформируется в сознании Мэна в томительный образ рутины. И он желает, он жаждет: либо оказаться в бесплотном мире, либо обрести новый аппарат в новом месте и будущем времени! Через эти размышления он ищет выход из трудностей, созданных собственными же усилиями.
Судя по всему, здесь миры персонажа и его автора в очередной раз сливаются в неделимый интригующий сплав, возрождая ранее уже проскальзывающую в творчестве PINK FLOYD тему реинкарнации (на этот раз предельно недвусмысленно). Под конец декламация развивается уже на фоне синтезаторной прохлады следующей композиции, что наполняет странные строки ещё большей силой. На этом отрезке Гилмор предлагает успокоение "неизбежной" данностью: однажды с плотью придётся расстаться.
Уставший от внутренней пустоты человек взбирается на вершину горы и обращает глаза к любопытной, но холодной Вселенной. Подобно библейскому пророку он устремляет взор к звёздам, пытаясь прочесть в их россыпях ответы на целый шквал терзающих его существо вопросов…

"TERMINAL FROST". Местность охватили сильнейшие морозы. Вспыхнуло ослепительной лазурью небо и долгожданное солнце рассыпало искры по сухому снегу.
Всё утро Мэн провёл под крышей своего отшельнического дома, угрюмо уставившись на пламя камина. Лишь к полудню его отчаянное противление волне депрессивного философствования вылилось в решение задействовать любимое лекарство – доверить одиночество природе.
В разгаре дня он выбрался, наконец, в ближайший уголок лесопарка. Солнце буквально затапливало окрестности, заставляя белый дар облаков пылать чарующим глаз серебром. Лицо Мэна прихватывало ледяным воздухом, но он, напрочь игнорируя это неудобство, пытался вслушаться в нежный шелест снега под ногами, наблюдал, как завораживающе плавно проплывают по обе стороны его пути скованые холодом и словно ушедшие в себя деревья… Он снова вспомнил минуты удивительного осеннего откровения на реке и даже улыбнулся приятному воспоминанию, но… мог ли он представить, что нынешняя прогулка вернёт ему не менее острое упоение жизнью?
Ни на миг Ведущий не оставляет своих детей – умей лишь видеть. Околдованный взгляд Мэна скользнул по отдалённой цепи скал, и он замер, вспомнив, как несколько часов назад бродил по плато одной из них, надеясь, что всё Мироздание прислушивается к его крику… Но именно здесь – внизу, он внезапно задался трезвым вопросом: стоило ли предпринимать такой маршрут, если Истина находилась внутри его самого?
…Охваченый целительным вдохновением, Мэн вдруг побежал по обильному, но легчайшему от стужи снегу! Рассекаемый в движении воздух обжигал лицо, пару раз он даже упал, но это только ещё сильнее взбодрило его внутренний мир: он опять чувствовал себя беглецом от самого себя – сердце вновь несло его стопы к победе над внутренним застоем! Он жив! Он может мчаться по этой волшебной поляне и жмуриться от удивительных небесных лучей! Скоро он обязательно вернётся к своим детям и жене, и теперь уж точно они увидят его истиное – любящее лицо... Да, он снова жив и в эти минуты не сомневается, что весь Мир – за него!!
…Осознание верного курса, пик духовного подъёма и… спад… Бремя человека – нестойкость… Уже на исходе прогулки Мэн заметно поугас… Так было не раз, и вот – снова... Вдохновлённое сердце принесло разуму успокоение, место которого с успехом заняла прохлада уравновешенности…
...Вечером того же дня в близлежащем городке Мэн перекинулся несколькими словами с братьями (уже давно, вопреки всему, он считал всех людей своими братьями и сёстрами) и понял, что его недавнее воодушевление, с желанием обнять всё человечество, успело плавно перетечь в какое-то нейтральное, довольно-таки прохладное состояние. И призма мировосприятия начала движение в своё ложноубедительное лоно… И план возврата к брошенным родственникам уже перестал быть первостепенной программой… Всё это, конечно, нельзя было расценить как явное зло, но… у каждого своя планка и, как выяснилось вскоре, пассивный лозунг "Будь что будет!" оказался недопустимой слабостью для человека, ухватившегося однажды за Факел Свершения… Слишком велик был груз ответственности в суровом раскладе жизни на Свет и тьму, но Мэн в очередной раз вернулся на стороннюю позицию: никому не желал зла, но и тепло отдавать не хотел…
"Terminal Frost" – одна из наиболее успешных сонатин арт-рокового актива PINK FLOYD, весомо подтверждающая выдающийся талант Дэйвида Гилмора как композитора, аранжировщика и гитариста. Искристая снежная пастораль, с великолепной стереопанарамой, обилием всевозможных инструментальных нюансов и дыханием ветренных потоков на дальнем плане (третья композиция альбома с шумом ветра!), не глядя на кажущуюся отстранённость представляет из себя важное звено изложения, к тому же привнося в экспозицию пластинки ещё одну россыпь атмосферных красок. И хотя основа пьесы и выстроена на модуляции единственной фортепианной фразы, в кульминации в течение нескольких секунд звучит фрагмент, который вполне можно определить как самый мелодичный во всей сюите: ритм ускоряется, саксофон бодро воспаряет, где-то в глубине бэкграунда возникают романтичные голоса вокалисток. После же темп стихает, оставаясь более энергичным, чем в прелюдии.
Одним из ярковыраженных компонентов аранжировки является перкуссия, хотя выспренность ударных характерна лишь для первой половины композиции. Автор здесь играет как на соло, так и на испанской гитаре, находясь почти в перманентной перекличке с изящными саксофонными ходами и холодным звоном фортепиано.
Благодаря тончайшей детализации звука и использованию смутных голосов на втором плане (выделяется повторяющееся и ползущее из динамика в динамик "Never again…", произносимое Ником Мэйсоном) палитра инструментала местами выглядит схожей с "Yet Another Movie".
Стихая и как бы уходя в даль, "Terminal Frost" возвращается к вступительному темпу, подталкивая к сравнению его структуры с "Careful with That Axe, Eugene".
Когда он добрался до своего стоящего на отшибе дома, стремительно темнело и ровное дыхание ледяного воздуха становилось всё более слышимым – разносилось уже над всеми окрестностями… Укладываясь спать на голый ковёр возле камина, Мэн тщетно боролся с последней навязчивой мыслью: "Холод пассивности умножает зло". Мысль звучала пугающе отчётливо и неизменно, словно кто-то вновь и вновь посылал её извне в засыпающий мозг духовного скитальца…
А со стороны горной гряды с непонятной регулярностью доносился странный гул. Как если бы где-то там – за лабиринтом вершин и глубоких ущелий – из поднебесья в пропасть одна за другой сползали титанические снежные лавины…

"A NEW MACHINE" (PART 2) представляет из себя краткую репризу к первой части композиции, звуча ёмко и шокирующе, как философская эпитафия. Слушая эти три фразы (последняя из них произносится три раза, с явственными нотками обречённости в голосе Дэйва), волей-неволей начинаешь задумываться над парадоксами времени: так ли уж Миг быстротечен, а Вечность – долга? Сорокасекундный номер фактически без паузы приходит на смену "Terminal…", подобным же образом вливаясь в следующую композицию – выполняя роль моста между ними. Функционально (интермедийная поддержка основного действия) и саундом вторая часть идентична первой. Показательно, что и на концертах осени 1987 года обе части "A New Machine" исполнялись только в своём концептуальном качестве.

Звёздное эхо слова "lifetime" тонет в монотонном, стремительно растующем гуле органа (стилистическая перекличка с "Signs of Life" и "On the Turning Away", а из сочинений прошлых лет – "Atom Heart Mother", "Obscured by Clouds" и "Is There Anybody Out There?"), насыщающем интродукцию атмосферой гнетущей тревоги. Через несколько секунд на этом мрачном фоне возникает "ржавый" аккорд соло-гитары – Гилмор начинает свою тягучую вводную партию. Гитара ревёт и стонет как материализовавшаяся в нотах душевная боль, а органные волны, иногда нарушающие ровный гул, превращаются в метафору исключительной тяжести, приливающей к сердцу. Так, в течение более чем полутора минут, PINK FLOYD открывают нам путь к основной части своего многоструктурного суперхита "SORROW", призванного завершить сюиту "A Momentary Lapse of Reason" на остро пессимистической ноте. Вслед за наиболее кратким произведением альбома следует самое продолжительное: "Sorrow" длится немногим менее девяти минут, оставляя позади даже размашистый сплав "Yet Another Movie".
Жутковатый текст композиции Гилмор написал прежде музыки, что для его авторской практики – крайняя редкость. Не исключено, что при сочинении этих апокалипсичных стихов Дэйв мог находиться под влиянием тяжёлой информации о взрыве атомного реактора на Чернобыльской АЭС, шокировавшей весной 1986 года всех, имеющих доступ к СМИ. Факт в том, что песня была написана после катастрофы. И, разумеется, возымела наибольший резонанс, став достоянием общественности в дни, когда эхо этой "беды библейского масштаба" ещё звучало во весь голос.
Замыкая цикл, автор использовал в тексте образ и метафору реки, а также словосочетание "one world" – главное в трансформрефрене "The Dogs of War", проявив, таким образом, ответ на вопрос, прозвучавший в финале третьего титла: "Разнесём ли мы этот мир вдребезги?".
Усугубляя трагизм монодрамы, Гилмор отвёл особую роль богатому описанию внешнего, используя в тексте лучшие традиции пинкфлойдовского импрессионизма. Волнующее авторское клише, с переломом в сознании героя в миг его пробуждения, ранее использованное в "The Narrow Way" (part 3), "Childhood's End" и сольной песне "So Far Away", на сей раз подкреплено образом снов Мэна о зелёных полях и реках, напоминающих пейзажи "Fat Old Sun", "A Pillow of Winds" и "Wish You Were Here". Клочья чёрного дыма, свинцовое небо, вездесущая пыль, погибшая природа и одинокий человек на лоне этого огромного, пагубного мира – страдающий за былой холод, обречённый на скитания, тонущий в море тяжкой ностальгии и запоздалого самобичевания... Эффект усиливается характерной для автора недосказанностью: где находится герой? В исковерканной людьми реальности? Параллельном мире? Или только в сетях кошмарного сна? По радио можно было слышать объявление "Sorrow" как "песни о последствиях ядерной катастрофы", однако строго конкретизировать её едва ли возможно. Лишь атмосфера композиции – единственное, что способно вызвать сходные впечатления у каждого аудиозрителя. Дополнительную сложность в расшифровке текста создаёт внезапный переход в финале на повествование от первого лица, напоминающий подобный же ход в "The Gunner's Dream".
В музыкальном отношении песня также достойна пристального внимания, как в области мелодии и структуры, так и в аранжировочном отношении.
Добиваясь уникальности гитарного звука во вступительной части (хотя, признаем, саунд незначительно отличается от гитарного аккорда в оригинале "Another Brick in the Wall" (part 1) на отметке 01:22), Дэйв сыграл это филированное соло через громкоговорители Спортивной Арены Лос-Анджелеса (Калифорния) – той самой, где PINK FLOYD дебютировали с программой "The Wall". В связи с высокой стоимостью эксперимента партия записывалась без дублей, попав в альбом в своём первозданно сыром виде. (Что, однако, не помешало ей превратиться в общепризнанную классику арт-рока.) Похоже, Гилмору удалось-таки найти звуковой эквивалент скорби…
Лишь более чем через полторы минуты монотонность органно-гитарного альянса сменяется мощью ударных, на фоне которых и разворачивается пиковое действие композиции. (Идею долгого инструментального вступления с последующей контрастной сменой темпа на гораздо более быстрый Дэйв использует через семь лет в оптимистическом хите "Coming Back to Life".) Автор поёт здесь своим самобытным низким баритоном, впервые широко представленным в альбоме "The Wall". Лишь в одном из выпадающих из базового ритма эпизодов он на несколько секунд переходит на более высокие ноты, воссоединяясь с подпевом Райта.
Многодорожечная аранжировка "Sorrow" – одна из выдающихся не только на диске, но и в студийном активе группы вообще: глубина планов звуковой сцены практически неисчерпаема. Наибольшая же загадка кроется в далёком "метафизическом" фоне, способном тронуть в душе самые тонкие струны.
Относительно быстротечная картина (традиционно расположенная в центре) – густой симбиоз гитарных и клавишных штрихов – включает в себя отрывки обратной записи (звучит голос Дэйва, произносящего через вокодер: "It's not enough, it's not enough..." и нечто неразборчивое). Сорок секунд психоделического баррокко сообщают теме дополнительную ирреальность, смещая линию изложения от внешних катаклизмов к самым глубинам ментального космоса и, тем самым, вознося душевную боль до эпического уровня. Здесь можно встретить приёмы, отсылающие нас к рою гитарных эффектов в мосте, соединяющем первую и третью части "The Narrow Way", обнаружить явную параллель с вступительными аккордами психоделического отделения "Echoes" (вход в Ложбину) и обратить внимание на просто кричащее сходство гитарного рёва, ведущего к четвёртому куплету, с таким же по духу рывком к последнему куплету всё той же "Echoes", где аналогичным образом вслед за ним вступают вокалы.
От начала и до конца "Sorrow" гитара Гилмора настроена на лады и тона раскаяния, печали, буквально заливаясь нотным плачем. А вихрь гармоний многоступенчатого финального соло едва ли уступает обжигающему эмоциональному буйству в концовках "Comfortably Numb" и "On the Turning Away", причём смещение гитары в левый динамик только укрепляет эффект. Эта партия записывалась в плавучей студии как отдельный инструментал, параллельно с драм-машиной и базовыми гитарными эффектами в центральной части песни. Основная работа в данном случае была проделана Гилмором, когда в один из уикендов в порыве вдохновения он выбрался в "Aсторию", не оповестив об этом никого из музыкантов. За пару дней Дэйвид в одиночестве записал все необходимые гитарные партии и лично отшлифовал программу ударных. Когда в понедельник остальные прибыли в студию, выяснилось, что весьма внушительная часть запланированной на будние дни работы уже завершена.
Неглядя на достаточно сложную фактуру, в дальнейших турне PINK FLOYD "Sorrow" всегда превращалась в один из "гвоздей" программы, а в беспрецендентных шоу 1994 года была усилена одной из самых зрелищных сценографий. После выхода "A Momentary Lapse of Reason" Гилмор включал композицию едва ли не в каждый плэй-лист группы.
Нечто сотрясло жилище Мэна… Странным, неведомым образом… Незнающая преград демоническая сила неудержимой волной прошла сквозь стёкла, стены, пронеслась по огромной мансарде, всколыхнула негаснущее пламя камина и пронзила сердце встрепенувшегося человека… Грохот вдали – как слуховая галлюцинация, и снова – всепоглощающая тишина… Неужели показалось?! Но что это за тревожный звон в ушах? И почему так пугает мысль о взгляде в окно? Проникаясь духом злвещих предположений, Мэн покинул своё уютное кресло и медленно направился к плотно зашторенному окну… Остановившись в нерешительности, он вдруг обратился сам к себе, насыщая фразы тоном беспощадного сарказма: "Ну, что же ты замер? Посмотри что снаружи, ты – великий контактёр-созерцатель и озарённый спаситель мира… Там, наверное, Рай, который ты так " упорно" строил!" А затем – обречённый шаг и решительный рывок…
...Низкие облака источали нездоровый полумрак. От снега не осталось ни малейших следов. Над далёкой полосой древнего леса к небу восходил титанический столб чёрного дыма. Прямо у окна призрачный ветер бесшумно плыл меж потемневших берёз и как-то странно раскачивал их голые ветви… За полем крыши старинного городка почти скрывались в облаке то ли дыма, то ли пыли… Воздух за стеклом сковывала почти физически осязаемая тишина. Никогда раньше, даже самыми глухими ночами, Мэн не слышал такой тишины – казалось, сами звуки навеки канули в небытие… Даже безмолвие мысли теперь представлялось воплем... Медленно переведя глаза с земли вверх – на давящую серую пелену, Мэн вдруг почувствовал: над его домом, прямо за крышей облаков, накапливаются и перетекают друг в друга языки какой-то непроницаемой черноты… Схватившись за голову, смертельно шокированный человек на миг зажмурил глаза и пошатнулся, едва не свалившись на пол – произошедшее было за пределами ужаса… Он просто превращался в зрение и слух…
Открыв глаза, Мэн вдруг обнаружил себя в нескольких сотнях метров от дома – на дороге, ведущей к городу… Всё его существо пронзало ощущение, понятное разбуженному лунатику или же пациенту гипнозиста на выходе из транса – сказать, каким образом он тут оказался, Мэн не мог, но подсознание хранило в себе отзвук неких стёртых из памяти действий.
Он огляделся… То был его любимый "путь к цивилизации" – старый тракт, протяжённостью в пару километров. Деревца молодых посадок – тех самых, по которым он так любил пройтись – стояли чёрными как уголь. Трава полян стала серой. И никаких, совершенно никаких признаков снега: ни единого напоминания о вчерашних сугробах и жгучем морозе. Более того, жара буквально перекрывала дыхание. Правда воздух… вот воздух… словно в знак жестокой издёвки он был насыщен каким-то совершенно упоительным ароматом! Мэн не знал имени этому запаху, способному свести с ума даже самого стойкого. Но ему казалось, что где-то когда-то и кто-то назвал его "эфиром великой Скорби"… Опустив голову, опьянённый человек направился к городу, шаг за шагом приближаясь к утонувшим в оглушающей тишине старинным зданиям, ослепшим окнам и таинственной пыли, влекомой нескончаемым ветром… Он брёл по изменившей цвет земле и через потемневший мост, над чёрной водой убитой реки, и был уверен: в городе никого нет.
Как жесток самообман! Он посмел думать, что давно ушёл с полотна перевоплощений! Был убеждён, что кармические игры – уж не его удел… И вот – АПОКАЛИПСИС – логичный исход пути больного, вышедшего за пределы человечества – уникальной цивилизации, где почти каждый её представитель тысячи и тысячи лет старательно вкладывал свой камешек в стену планетарного зла… Тиранизирующее одиночество для каждого… Плоды древнего дерева до предела налились соками греха и печаль расцвела во всей своей убийственной красе: грани реальности стёрты, ориентир в мире подлинного и кажущегося потерян, явь и сон неотличимы друг от друга…
…Город встретил Мэна пустыми запылёнными улицами. Ничто не нарушало терзающую слух тишь. Ни единого движения. Ни единой тени. Людей не было и не могло быть… Немой ветер навсегда занял их место…
…Он направился в сторону притихшего залива… И наконец увидел его… Поверхность вод не просто лишилась волн – то было тёмно-серое, уходящее к горизонту болото – гротескный пришелец из глубин самых изысканных кошмаров…
Ускоряя дрожащие шаги вдоль линии сгинувшего прибоя, направляясь в никуда, Мэн изо всех сил пытался выхватить хотя бы одну отчётливую мысль из их сплошного лихорадочного потока: "Что происходит?! Где я?!! Стоит ли отделять себя от списка виноватых? Да, я верил Слову Истины! Но не смог отвязать себя от принципа "живу как все"… И ждал: когда-нибудь толпы бросятся изменять мир, а уж тогда к ним пристроюсь и я… Давно ли картина гибели существовала за пределами визуальной оценки? И не я ли убил землю, по которой иду? И это небо, ставшее низким потолком… Где сейчас моя семья? За каким немыслимым кругом обитаете вы – родные, но едва не забытые лица?!".
Мэн ещё не успел заметить, что не отбрасывает тени, но уже понял, что в плену изменившейся реальности… Он обречён на десятки, быть может сотни лет одиноких скитаний. Тайная сила будет целенаправленно швырять его от места к месту, моментально перенося то под крышу его сумрачной обители, то на просторы других, ещё более мучительных ландшафтов. И в этой игре нет места шансам на спасение... Он не должен был забывать свои клятвы! Как просто и испепеляюще беспощадно в своей банальной истинности: он не имел права изменять миру в своей душе!!!
Неотвратимо приближалась ночь. И по мере сгущения сумерек мрак становился всё более осязаемым, липким. Темень уже затрудняла дыхание Мэна, сковывая движения. НОЧЬ, пыль и безмолвие… И безудержно растущий страх…
И всё же… Всё же… он не мог не верить, что где-то в недосягаемой, но реальной дали – волшебные облака на фоне чистого и глубокого неба… И безграничные сады, где внизу текут прозрачные реки… И эта спасительная мысль вела его сквозь блокаду скорби...

Если измерение привычного времени вернулось к истокам узкого пути, картины небес изменились и судная тишина возникла над Землёй, то есть ли надежда, что спящие проснутся?