Лето любви '67

Отныне PF становятся главным аттракционом всех андерграундовых и психоделических бдений. 3 декабри они снова выступили в "Раундхаузе" — на этот раз в акции протеста против режима Яна Смита в Родезии, которая проходила под лозунгом "Психодэльфия против Яна Смита". Затем еще раз, в совместном выступлении с группами The Move (очень популярной тогда: у них уже была собственная машина и целых три выступления по ТВ) и The Who. Последние были безусловными лидерами тогдашней сцены; на сей раз пришла их очередь устроить замыкание — прямо во время одного из легендарных "запилов" гитариста Пита Таунсенда!

Этот вихрь не прекращался ни на минуту — "альтернативный музыкальный Лондон" стал свидетелем открытия нового эндерграунд-илуба в тот же месяц. Клуб назывался "ЮФО" (UFO = НЛО). располагался на Тоттенхем-корт-роуд, а заправлял делами там все тот же неутомимый Джон Хопкинс. "ЮФО" стал любимым местом сбора молодой публики, а его маленькая сцена — стартовой площадкой для Soft Machine, Артура Брауна, Procol Harum, Tyrannosaurus Rex и многих других представителей "прогрессивного рока". Известный впоследствии критик Майлс (один из будущих биографов PF) писал тогда в "International Times":

"Афиши не указывали имен исполнителей, но народу набилось много, потому что все знали, кто будет играть. Выступили Pink Floyd, Fanta and Ood, The Giant Sun Trolly и Дэйв Томлин. Этот клуб создан для "подполья", поэтому все стены были расклеены "International Times" и другими листками. Помимо музыки в программу первого вечера входил фильм с Мэрилин Монро, сеанс карате и светошоу. По всему чувствовалось, что большинство людей хорошо знают друг друга, поэтому мало кого удивляли безумные проекты, возникавшие прямо из воздуха — вроде того, как убрать все заборы в Ноттинг-Хилле, или сделать Темзу желтой. Подобная активность и коллективная энергия были нечто большим, чем просто юношеский энтузиазм".

У самого Майлса был собственный книжный магазин "Индика", настоящее золотое дно для новоявленных хиппи. Здесь они открывали для себя новый мир: множество книг американских идеологов андерграунда, подшивки "подпольных" калифорнийских газет, журналов, постеров, различных, комиксов... Между прочим, и "International Times" готовилась в этом же подвале, который наряду с клубом "ЮФО" стал нервным центром лондонского андерграунда. К началу 1967 года клуб "ЮФО" уже буквально ломился ог поклонников, Pink Floyd стали там штатной группой, и народ теперь зачастую шел, чтобы посмотреть именно на них. "Мы были первыми, кто играл то, что люди больше всего хотели услышать. — говорил позже Уотерс. — Мы стали лицом всего движения."

"Моя первая ошибка как менеджера, — вспоминает Дженнер, — было согласие на то, что группа обеспечивает шестьдесят процентов музыкальной части, а заодно и светового оснащения всех программ клуба. Денег мы получали мало, зато сам клуб очень быстро стал весьма модным местом, и в-основном из-за нас. Хотя и нам популярности это добавило — ведь еще до выступлений в других местах, до выпуска пластинки мы уже получили разворот в "Melody Maker". Хотя я тогда воспринял это совершенно спокойно, как обычное дело, которое могло получиться у любого другого ансамбля."

Однако, любой знаток поп-индустрии тех лет прекрасно понимал, что значило для молодой группы сразу получить разворот в ведущем музыкальном еженедельнике "Melody Maker". Дженнер был новичком в шоу-бизнесе: возможно, поэтому ему так везло. Успех PF распространялся с огромной скоростью, слухи о них ширились. К ним начали проявлять интерес ведущие компании грамзаписи, и деловые люди всех мастей стекались в "ЮФО", чтобы увидеть группу в действии. В конце концов PF подписали контракт с "EMI Records", ведущей компанией в шоу-бизнесе, сумевшей предложить наиболее выгодный контракт. Он включал в себя аванс в 5 тысяч фунтов, а для группы в те дни это была совершенно астрономическая цифра, похожая больше на телефонный номер, чем на денежную сумму!

Представитель "EMI" Бичер Стивене позже вспоминал: "Они показались мне очень странными, но интересными. Один из этих парней был с сильными причудами, поэтому я попросил нашего сотрудника Нормана Смита, чтобы он поприсутствовал на пробной записи."

Норман Смит, по кличке "Ураган", был очень опытным продюсером. Свою карьеру он начинал, работая заукоинженером у Джорджа Мартина, когда тот взялся сотрудничать с The Beatles. За несколько лет Смит стал блестящим профессионалом, но, по мнению Дженнера, чересчур жестким. Вот почему Дженнер и PF настояли, чтобы продюсером их первого сингла был Джо Бойд, друг Дженнера, а теперь еще и музыкальный директор клуба "ЮФО" и представитель фирмы "Electra". Пластинка вышла в марте 1967 года и содержала песни "Arnold Layne" (сторона А) и "Candy And A Currant Bun" (сторона В).

Не обошлось без небольшого скандала. Содержание песни “Arnold Lane” было по тем временам несколько пикантным, и некоторые радиостанции даже отказались прокручивать ее в своих программах. В конечном итоге, правда, это только сыграло группе на пользу, и песня оказалась на 23 месте хит-парада, что совсем неплохо для дебютантов.

Газета "Melody Maker" оценила сингл высоко: "Первая пластинка этих разноцветных Pink Floyd содержит яркий и занимательный рассказ о парне, который пытается разобраться, какого он пола... Без сомнения, очень хорошая пластинка. Pink Floyd находят новые формы и обогащают британскую поп-сцену. Будем надеяться, нашего кругозора хватит, чтооы принять их с распростертми объятиями".

"Странно, что радиостанции отказались от нее, — отбивался Баррет — Мы не ожидали такого шума вокруг этой песни. В конце концов этого парня Арнольда Лэйна всего лишь застукали, когда он примерял женское белье Но ведь этим занимаются многие — взгляните в глаза реальности!"

Впрочем, нарекания EMI вызвала и песня второй стороны сингла, названная сперва “Let’s Roll Another One". Руководство компании (небезосновательно, впрочем) усмотрело здесь намек на наркотики, и музыкантам пришлось сменить название на "Candy Аnd A Currant Bun” *...

А события развивались. Газета "International Times" устроила 29 января большой хэппининг под названием "Необщий рынок" в том же клубе "Раундхауз", хотя сама к тому времени уже переживала трудные времена, и дело шло к банкротству. Свои жесткие условия диктовала экономика, имевшая очень мало общего с идеализмом "детей цветов". Кризис ведущего рупора лондонского андерграунда стал первым намеком на грядущее отрезвление.

Тем временем в "Дворце Александра" был объявлен грандиозный "Великий Техноцветный Сон" – хэппининг продолжительностью в 14 часов. Он состоялся 29 апреля 1967 года и не только собрал пять тысяч "волосатиков" со всей Англии, но и представил практически все ведущие андерграунд-ансамбли страны. Об этом выдающемся событии вспоминает один из его участников, корреспондент журнала "ZigZag" Питер Фрейм:

"Все это навсегда запечатлелось в моем мозгу. Потрясения начались с первых же минут: огни, фильмы, проецируемые сразу на все четыре стены, две сцены в разных концах зала, на которых одновременно играло по группе! С одной стороны — совершенно неизвестный тогда еще Артур Браун, дико дергающийся и раскрашенный, словно он вышел на тропу войны, в сопровождении суетливого органиста и неистового ударника, с другой – Soft Machine с Дэвидом Алленом в шахтерском шлеме, похожим на зомби, и Кевином Эйерсом в ковбойской шляпе с приделанными к ней крыльями огромного бумажного планера... Где-то там, снаружи, обыватели спокойно смотрят телевизор и пьют чай, а здесь пять тысяч веселых, дружелюбных и одурманенных хиппи. Два различных мира!.. Больше всего впечатляло полное отсутствие барьеров. Группа, закончив выступление, спускалась со сцены и сливалась с аудиторией. Все это было так непохоже на поп-концерты, где артисты обычно никогда не смешиваются с "чернью". Здесь были Purple Gang с мандолинами, стиральными досками — и жуткими усилителями, Пит Таунсенд, Йоко Оно, Дик Грегори, Savoy Brown, Дэнни Лейн со своей гитарой, хотя он и не выступал (жаль, 67-й был его творческим пиком)... Джон Хопкинс раздавал всем бананы (в те дни это было Большим Банановым Розыгрышем, пришедшим из Америки: считалось, что можно словить кайф, если соскоблить волокна с внутренней стороны кожуры, высушить их и выкурить… И вот, когда уже забрезжил рассвет, вышли Pink Floyd. Весь зал ждал их, и все уже были "готовы" — этот вечер был пиком употребления ЛСД в Англии..."

...Итак, у Pink Floyd уже был громкий хит, вызвавший бурную реакцию, и это накладывало на них определенные обязательства. Теперь они должны были выступать на ТВ, позировать фотографам, появляться в разных престижных местах... И, кроме того, они должны были и дальше выпускать пластинки.

Сами они были уверены в своих силах. Джо Бойд даже оставил работу в "Электре", чтобы вплотную заняться PF. Но на эгот раз представители ЕМI настояли, чтобы продюсером был Норман Смит. Все, и особенно Бойд, были против, и Норман знал это, но его опыт в работе с The Beatles, его требовательность, жесткость и обилие идей обернулись мощными козырями.

Для второго сингла PF выбрали песню “See Emily Play”, написанную специально для знаменитого концерта а "Зале королевы Елизаветы", очень престижном месте, в котором до сих пор поп-группы не выступали. Этот концерт был для них решающим — обычно выступления групп длились 30-35 минут, и ни один ансамбль никогда не тянул на себе весь вечер. На сей раз PF выступали самостоятельно, без обычной в таких случаях "группы поддержки". К тому времени у них уже было отработано отличное светошоу, а теперь техники из EMI помогли им так расположить акустические системы, что звук шел отовсюду, даже позади последних рядов были расставлены колонки.

Такой, на первый взгляд, простой ход, как размещение колонок по всему залу, что создавало квадрофонический эффект, произвел на публику огромное впечатление и стал отныне своего рода фирменным знаком PF. Чуть позже они создали специальную установку и назвали её "Азимут-координатор". Это было небольшое устройство с джойстиком, вращая который, можно было достичь перемещения звука из одного конца зала в другой.

"See Emily Play" вышла в июне, в разгар "лета любви", и дошла до шестого места в хит-парадах. Это был огромный успех. За них всерьез взялись радиостанции, особенно «пиратская» "Радио Лондон". Ее ведущий диск-жокей Джон Пил каждую неделю выходил в эфир с двухчасовой ночной программой "Благоухающий сад", благодаря которой многие молодые англичане впервые услышали музыку Западного побережья США. Джон Пил включал в свои программы записи самых передовых и актуальных музыкантов и, конечно же, не мог обойти вниманием PF.

"Мы — обычная поп-группа, — говорил Роджер Уотерс, — но из-за того, что мы используем свет и цвет, многие люди считают, будто мы несем какие-то зашифрованные послания." Музыкальные еженедельники относились к ним как к провозвестникам Новой Эры. "Melody Maker" окрестила их "ведущей британской психоделической группой с какофонией звуков в качестве аккомпанемента к светошоу", а "New Musical Express" – “далекими и загадочными существами, разглядеть которых могут лишь избранные”. При всех подобных эпитетах им пришлось пройти весь путь, на который обрек их новый статус звезд. Они охотно рассказывали о своих привязанностях, о семьях, братьях и сестрах, о школах, в которых учились, а также отвечали на вопросы типа "когда вы начали заниматься шоу-бизнесом?" Специально для опросника "New Musical Express" они сообщили свои размеры джинсов и обуви, цвета глаз и волос. Было объявлено, что хобби Ника Мэйсона — яхты и машины, любимое блюдо Роджера Уотерса — эклеры, а самая честолюбивая мечта Рика Райта — услышать исполнение собственной симфонии в Фестиваль-холле. Даже Сид Баррет, оставивший в этой анкете множество прочерков, сознался, что у него есть кот по кличке Ровер, Бродяга.

Итак, PF стали звездами. Это явилось для них полной неожиданностью, и чувствовали они себя при этом совсем не в своей тарелке. Особенно Сид, которого все теперь только и спрашивали, какой будет следующий сингл. При этом новый статус имел и свои отрицательные стороны — основная часть публики ожидала от них обычных I5-минутных выступлений, куда входили бы короткие песни, и в первую очередь "See Emily Play". Конечно, они могли бы пойти по этой легкой дороге, но, будучи яркими личностями и талантливыми музыкантами, предпочли рискнуть. Их выступления длились более часа и состояли из развернутых психоделических композиций. Риск был тем серьезнее, что за пределами Лондона их практически не знали, однако PF упрямо продолжали придерживаться своей концепции, и им пришлось мириться с тем, что небольшие турне, предпринятые летом, не особенно пользовались успехом. Публика а провинции была не подготовлена к их музыке; бывало, в них кидали пустые пивные банки, а Роджеру однажды даже рассекли бровь брошенной монеткой — он до сих пор не может этого забыть.

Первые признаки того, что с ними все-таки не все в порядке, проявились, когда PF приняли участие в телепрограмме "Top Of The Pops" no случаю трехнедельного пребывания "See Emily Play" в верхней десятке чартов. Соответственно, было три выступления. В первый раз ребята щеголяли в лучших шелках и бархатах, которые им удалось найти в магазинчиках на Кингс-роуд. В следующий раз роскошный наряд Сида выглядел уже так, будто он где-то провалялся в нем целую неделю, В третий раз Сид явился в студию, являя собой воплощение изысканной элегантности, но тут же скрылся в гримерной, откуда вышел выряженный а немыслимое рванье... Вскоре после этого они должны были участвовать в радиопрограмме "Субботний клуб". Был конец недели, слушатели приготовились отдохнуть и послушать музыку, и кроме того PF нуждались в рекламе по случаю предстоящего турне. Безо всякой видимой причины Сид прямо во время эфира сказал вдруг: "все, не желаю больше в этом участвовать," — и вышел из студии. До сих пор он всегда был приятным и общительным парнем. После этой программы публика уже относилась к нему очень настороженно.

Вскоре в "Melody Maker" появилась заметка с сенсационным заголовком: PINK FLOYD ЛОПНУЛИ! “Солист и гитарист Pink Floyd Сид Баррет стал жертвой нервного переутомления, — говорилось в заметке. — Группа была вынуждена отказаться от всех обязательств на август, в результате чего они потеряли минимум 4 тыс. фунтов".

Сплетни о состоянии здоровья Баррета множились. Рассказывали, будто он однажды запер свою девушку в комнате и продержал целую неделю, только подсовывая ей под дверь пирожные, чтобы она не умерла с голоду. В другой раз, якобы, когда они явились на первую смену записи альбома, он попросился в туалет. Через какое-то время его кинулись искать, но он уже исчез, а туалетная комната оказалась раскуроченной... Трудно сказать, соответствовали ли подобные сплетни истинному положению вещей, но с Барретом действительно творилось что-то непонятное.

"Он всегда был яркой творческой натурой, и очень требовательным к себе, — говорит Дженнер. — Он брался лишь за то, в чем можно было проявить свой артистизм. Даже когда мы были заняты таким обыденным делом, как сведение эвуковых дорожек, он старался расположить регуляторы уровней на пульте так, чтобы складывались интересные и необычные фигуры. В некоторых композициях мы даже это сохранили, например, в "Interstellar Overdrive", где звук вдруг начинает перемещаться из одного канала в другой... Между прочим, основной рифф "Interstellar Overdrive" был найден, когда я пытался напеть ему песню Артура Ли с первого диска группы Love. Он начал подбирать на слух и наиграл эту аккордовую последовательность."

Предполагалось, что первый альбом PF будет называться "Astronomy Domine". но потом они решили использовать название одной из частей знаменитого сказочного эпоса Кеннета Грэхэма "Ветер в ивах" "Дудочник у врат рассвета" ("The Piper At The Gates Of Dawn"). Альбом вышел 1 августа 1967 года и, по мнению многих, обнаруживал много общего с битловским "Сержантом Пеппером". "Ничего удивительного. — говорит Дженнер. — Эти два альбома записывались в одно время в студиях EMI на Эбби-роуд. Мы работали в третьей, а The Beatles — во второй студии. Мы часто слушали, что творится за соседней дверью, и, я уверен, они тоже."

В самом деле, а песнях Баррета было нечто, что роднило их с песнями Леннона и Маккартни. Они были мелодичны и имели яркие запоминающиеся фразы-“крючки”; к тому же Сиду удавалось сочетать юношескую непосредственность с изрядной долей иронии. Как и The Beatles, он находился под сильным влиянием Востока, как, например, в песне "Chapter 24", где были использованы несколько строчек из китайской "Книги перемен". Как гитарист он был очень выразителен и изобретателен — но и очень непредсказуем. Его импровизации совершенно неожиданно для всех могли привести к диким диссонансам или вдруг устремиться чуть ли ие к джазовым сферам. При этом он совсем не обращал внимания нэ такие "мелочи", как общий ритм и тональность. Он с удовольствием работал с различными гитарными «примочками» типа ревербератора или педали-"квакушки" и с большим энтузиазмом использовал слайд-гитару, на которой до тех пор играли почти исключительно только блюзмены. Дебютный альбом PF стал сенсацией, а ведь большинство его песен были написаны Барретом. Естественно, что именно Сид оказался в центре всеобщего внимания. Возможно, это была одна из причин его депрессивного состояния — ему не нравилось быть звездой, и больше всего хотелось бы оставаться в тени.

Тем временем "Дудочник" был издан в США. На знатоков, профессионалов и англофилов (впрочем, не очень многочисленных) он произвел неизгладимое впечатление, но в целом широкая публика приняла его неважно. Их музыка была слишком "английской", и американцы не смогли сразу воспринять барретовские образы и музыкальные трюки британской психоделии. Главное, однако, что дебют был замечен, но даже скромный успех нужно было подкреплять. В конце октября PF двинулись на завоевание Америки. Так уж повелось еще со времен The Beatles, что о настоящей популярности любая поп-величина могла говорить, только завоевав гигантский американский рынок. Этот успех придет к PF значительно позже. Пока что, в октябре 1967 года, прибыв в Штаты, они сразу оказались в колыбели западнопобережного андерграунда — на сцене зала "Филлмор" в Сан-Франциско.

Довольно быстро обнаружилось, что музыкальная сцена здесь вовсе не так экстраординарна, как это казалось в Англии. Когда-то здешние группы были для PF эталоном, но теперь оказалось, что и сами они в состоянии раздвинусь заданные когда-то рамки рока, а многие американцы уже находятся под влиянием их "Дудочника..." Вся пестрая музыкальная калифорнийская братия встретила их очень приветливо, а Элис Купер, который уже тогда имел устойчивую репутацию рок-психопата, даже пригласил их на обед. Потом впечатлениями об этой встрече делился с журналистами гитарист группы Купера Глен Бакстон.

"Сид — просто марсиании какой-то, — говорил он. — Он вообще не от мира сего. Они могут пролететь тысячу миль, приехать на концерт, подняться на сцену, а Сид вдруг вспоминает, что забыл гитару дома. И иногда им действительно приходится из-за этого возвращаться."

На самом деле все складывалось довольно сложно и местами просто ужасно. Сид все больше оказывался не в себе, и другим это уже начинало внушать серьезные опасения. Во время участия в знаменитом шоу Дика Кларка "American Bandstand", где они должны были выступать под фонограмму, Сид вообще отказался открывать рот под музыку. Чуть позже, Пэт Бун, сладкоголосый кумир 50-х годов, ведущий тогда собственное телешоу, безуспешно пытался выдавить из Сида хоть слово. То же самое повторилось и с репортерами, которые пытались взять у Баррета интервью. Остальным музыкантам группы вся эта ситуация начинала сильно давить на нервы, ведь подобные накладки никак не способствовали прорыву PF на американский рынок. Придя в отчаяние, сопровождавший их Эндрю Кинг был вынужден отменить гастроли и срочно вернуть ребят домой. Это неудавшееся турне принесло им немалые убытки.

Уотерс, Мэйсон и Райт по-настоящему переживали все происходящее, однако, воздействовать на Сида уже не могли. Ситуация вышла из-под контроля, и теперь от Сида можно было ожидать вообще чего угодно. Между ними больше не было взаимопонимания. Позже Уотерс напишет в своей знаменитой оде "Сияй, безумный бриллиант": "Твои глаза словно черные дыры в небе...” Получалось, что группа начала буксовать на самом старте.

А тем временем нужно было выпускать новые синглы. Третьей по счету стала "Apples And Oranges", на тот момент, по словам "New Musical Express", — "их самая психоделическая песня". Успеха она им не принесла. "Плевать", — буркнул, узнав об эгом, Сид, потому что сам он настаивал на выпуске на сингле "Jugband Blues" — песни, которую Дженнер позже назвал "откровенным самодиагнозом глубокой шизофрении", со строчками типа: "со всем уважением должен заметить, что это не я, меня здесь нет, и интересно, кто же пишет эту песню?.. (Песня позже вошла во второй альбом PF "A Saucerful Of Secrets").

Ни с того, ни с сего Сид вдруг начал пользоваться губной помадой, носить обувь на высоких каблуках, воображая, что у него развиваются гомосексуальные наклонности... Знакомые настаивали, чтобы он обратился к психиатру, и многие были убеждены, что Сид уже неизлечим.

Последней каплей стало их ноябрьское турне по Англии. "Лето любви" кончилось, заканчивался и этот удивительный год, так много давший международному рок-н-роллу, но так же быстро и выжавший из "детей цветов" все соки... Это турне по составу учистников больше походило на бродячий театр рок-драмы: Джими Хендрикс (он был звездой, выступал последним и играл целых 40 минут), Move (30 минут), Pink Floyd (17 минут), Amen Korner (15 минут) и The Nice Кита Эмерсона, только начинавшие свою карьеру, поэтому в этом концерте они играли всего 2-3 номера. Сид в этой тусовке фактически уже не участвовал — просто неподвижно торчал на сцене с "Телекастером" на длинном ремне и даже не пытался делать вид, что играет. В один из таких вечеров, перед самым выходом на сцену, одурманенный очередной порцией “колес”, он выдавил себе на голову целый тюбик бриолина, и когда в свете прожекторов залитое этой гадостью лицо превратилось в подобие маски смерти. Но чаще всего он вообще отказывался выходить на сцену и оставался ждать остальных е автобусе, иногда пытаясь уговорить гитариста Nice Дэвида О'Листа, чтобы тот его подменил... В конце концов PF поняли, что им нужно научиться обходиться без Сида.

Их последнее совместное выступление состоялось на рождественских концертах в лондонской "Олимпии" 22 декабря 1967 года. В канун нового года Баррет неожиданно для всех заявил, что желает ввести в состав своих новых приятелей, один из которых играл на банджо, другой — на саксофоне. Однако у Уотерса. Мэйсона и Райта уже были на этот счет свои соображения. Они пригласили в группу Дэвида Гилмора, старого приятеля Роджера и Сида, 21-летний Гилмор, отличный музыкант, работавший до этого натурщиком, уже владел хорошим собственным стилем, но кроме того мог успешно заимствовать приемы из арсенала Джими Хендрикса и других гитаристов. Поэтому парни просто сказали ему играть, как Баррет. Предполагалось, что Гилмор заменит Сида на концертах, и группа останется квинтетом; за Барретом предполагалось сохранить его статус студийного участника PF и основного автора группы. Это могло бы стать компромиссом, будь Сид хоть как-то управляем. Начались репетиции с новым гитаристом, но нервная атмосфера не покидала группу. Никто уже не мог понять, в каком месте Сиду вздумается сменить ритм или гармонию. Его бедную одурманенную голову продолжали распирать идеи, но ни одну из них он уже не мог довести до конца. Он придумывал новые хорошие песни, но потом начинал всё в них менять так, что в итоге нельзя было понять, чего же он хочет...

"Сид — самый блестящий, талантливый и обаятельный парень из всех, кого я знаю, — скажет позже о нём Гилмор. — Трудно сказать, что его вдохновляло, "кислота" или успех, но жил он в иных мирах, чем все мы."

Между тем назревал конфликт с Дженнером и Кингом. Оба они были убеждены, что Pink Floyd — это в первую очередь Сид Баррет.

"Мы всегда были абсолютно уверены, что они станут более знаменитыми, чем The Beatles, – говорил Дженнер. Но мы шли наугад, руководствуясь случайностями, не имея опыта менеджмента. В "Blackhill Enterprises" входили Pink Floyd, я, Эндрю Кинг, наша секретарша Джун Чайлд (позже она вышла замуж за Марка Волана), два звукотехника и два осветителя. Все эти люди сидели на жалованьи. которое складывалось из доходов с концертов и продажи пластинок. И как только у Сида начались причуды, доходы резко упали. О нас стали говорить, как о ненадежных партнёрах. Когда стало ясно, что Сид не может больше оставаться а группе, мы разошлись, обиженные друг на друга. Мы считали, что парни ничего не смогут сделать без Сида. Сейчас я понимаю, что ошибался, и это была одна из моих самых серьёзных ошибок в жизни. Но тогда мы с Эндрю больше интересовались психоделией и андерграундом и уже вынашивали планы привлечь к работе этот акустический дуэт, который поддерживал Джон Пил с "Radio London", но который ещё никто не знал. И мы намеревались продолжать работу с Барретом. Так что не очень уж мы и переживали, что расстались с Pink Floyd.

Акустический дуэт назывался Tyrannosaurus Rex (позже просто T. Rex), и это был один из самых оригинальных и самобытных составов конца 60-х. Впрочем, к истории Pink Floyd это не имеет никакого отношения...

"Лето любви" закончилось.

* * * * *

Баррет ещё некоторое время проявлял интерес к группе и даже ходил на концерты, чтобы понаблюдать за Гилмором, приводя его этим в сильное замешательство. Однако Дэвид сумел проявить не только деликатность, но и подлинное благородство. Он предпринял поистине героические попытки, помогая Сиду в его сольных записях. Уйдя из группы, Баррет сохранил со всеми хорошие отношения. Ему даже удалось подписать контракт на выпуск двух сольных альбомов с филиалом EMI, "Harvest", где записывались и Pink Floyd. Эта компания занималась выпуском пластинок "прогрессивного" рока, и её глава Малколм Джонс вызвался продюсировать диск Баррета. Хватило его, однако, ненадолго — Сид постоянно что-то менял, притаскивал на запись каких-то друзей, которые вообще не умели играть, и Малколм был уже в полном отчаянии, когда на выручку ему пришли Гилмор и Уотерс. Для записи первого "сольника" Баррета "The Madcap Laughs" они привлекли практически весь состав Soft Machine и ударника группы Quiver Уилли Уилсона. Второй альбом Гилмор продюсировал уже совместно с Риком Райтом, так как нервы Роджера Уотерса окончательно сдали, и в его записи принял участие барабанщик Humble Pie Джерри Ширли.

"Я вообще был убеждён, что мы просто репетируем, — говорил потом Роберт Уайатт из Soft Machine, — как вдруг выяснилось, что идёт запись пластинки. Мы спрашивали: "Сид, какая здесь тональность?", а он отвечал "ага" или "вот здорово". Иногда он так накачивался таблетками, что просто валился со стула, и пальцы отказывались его слушаться."

Оба диска, вышедшие в 1970 году, по структуре и мелодик были схожи с ранними записями Pink Floyd, но звучали гораздо проще, неуклюже и незавершенно. Однако песни по-прежнему были хороши.

В течение еще какого-то времени слухи о Баррете еще активно циркулировали в музыкальной прессе. То говорилось, что он готовит третий альбом, то — будто собирает новый состав... Последний раз перед публикой Баррет появился в феврале 1972 года в Кембридже в сопровождении басиста и ударника. Но выступление было крайне неудачным, и публика выглядела явно разочарованной.

Блестящая, но недолгая карьера Сида Баррета кончилась в его родном городе. Он вернулся домой, к пущей радости своей мамы, и до сих пор живёт там, отказываясь от любых сьемок и интервью. Говорят, одно время он разводил цветы, потом было увлекся живописью, но наркотики окончательно свели его творческий потенциал к нулю, и люди, близкие к английским рок-кругам, рассказывают, что сегодня он уже практически невменяем, живет «жизнью овоща», может неделями неподвижно сидеть перед телевизором, страдает сильными одышкой и ожирением — результат нарушения обмена веществ. Надеяться, что когда-нибудь он ещё сможет что-то создать, по меньшей мере наивно.

Легенда о "безумном шляпнике" и "сияющем бриллианте" Баррете обросла за многие годы самыми невероятными подробностями. В кругах рок-фанов он до сих пор остается культовой фигурой, чье значение постоянно сравнивают с Джими Хендриксом, Джимом Моррисоном, Джоном Ленноном и другими драматичными фигурами рока, хотя, в отличие от них, Баррет, по крайней мере, жив и по сей день. Однако он по-прежнему остаётся загадкой. Когда EMI начали переиздавать его записи, обнаружлось, что это вызывает огромный интерес у нового поколения фанов, воспитанных на "новой волне", панке, и не имеющих ни малейшего представления ни о британском андерграунде 60-х, ни о ранней психоделии, ни даже о самих Pink Floyd. Продолжают выходить книги и воспоминания о Баррете и ранних днях Pink Floyd. Похоже, что лишь по прошествии многих лет публика стала разделять сантименты Питера Дженнера, который тогда, в 67-м не мог не отождествлять Pink Floyd и Сида Баррета...

* комментарии самих музыкантов см. в интервью с Уотерсом и Мэйсоном.